Маска Цирцеи

Эдвард Бонд хорошо вымуштровал их. У них появилась даже военная дисциплина — в определенной степени. Каждый прекрасно знал свое оружие, и каждый в совершенстве знал лес. Мы составили план, — Арле, Ллорин и я — и хоть я не сказал им всего, что намеревался сделать — группа за группой повстанцы исчезли в лесу, направляясь к Замку.

Они не будут нападать. Они не покажутся на глаза, пока не будет дан сигнал. Они будут просто ждать, скрываясь среди кустарника и деревьев вокруг Замка. Но они будут готовы. Когда придет время, они подскачут к Большим воротам в стене. Гранаты помогут им справиться с делом.

Не казалось удивительным и то, что мы будем сражаться с магией гранатами и ружьями. Потому что я начал понимать все больше и больше, с возвращением памяти, что Темный Мир управляем не только по законам волшебства.

Для земного мозга такие существа, как Матолч и Медея, показались бы сверхъестественными, но у меня было две памяти, потому что, как Ганелон, я мог пользоваться и воспоминаниями Эдварда Бонда, как рабочий пользуется инструментом.

Я ничего не забыл из того, что когда-то знал о Земле. И применяя ее логику к Темному Миру, я начал понимать то, что раньше принимал за аксиому.

Ключ был в мутациях. В человеческом мозгу есть такие глубины, которые никогда не были открыты, такие силы, которые потеряны; атрофированные чувства — старинный третий глаз — а человеческий организм — самый сложный механизм из плоти, который когда-либо существовал.

Каждый зверь лучше человека вооружен клыками и когтями. У человека есть только его мозг. Но, как плотоядные выпускают свои когти, так и человек и его мозг развивались постепенно. Даже на Земле уже появились медиумы, телепаты, эксперты по психометрии и многие другие. В Темном Мире мутаций было много, и они поддерживали равновесие, в котором, возможно, не будет нужды миллионы лет.

И такие умы, обладающие новыми силами, нуждались в орудиях, которыми смогли бы пользоваться. Жезлы. Даже я, не будучи ученым, мог понять принцип их действия. Наука пытается использовать простые решения: клистрон и магнит — не более, чем металлические стержни. И все же при определенных условиях, снабженные энергией и устройством, ее направляющим, они могущественные орудия.

Жезлы использовали неисчерпаемые запасы электромагнитной энергии планеты, которая, в конечном итоге — не более, чем грандиозный магнит. Что же касается направленности, то тут уж дело было всего лишь в тренировке мозга.

По-настоящему превращался Матолч в волка или нет, я не знал, хотя думаю, что нет. Гипноз был частью ответа. Разъяренный кот выгибает спину, шерсть его встает дыбом, и он кажется чуть ли не в два раза больше своей настоящей величины. Кобра самым настоящим образом гипнотизирует свою добычу. Зачем? Чтобы сломить сопротивление своего врага, разоружить его, ослабить его целеустремленность, что так важно в любой стычке. Нет, возможно, Матолч и не превращается в волка, но те, кто находится под влиянием его гипноза, думают, что это так, и, в конце концов, это одно и то же.

Медея? Та же самая параллель. Есть заболевания, при которых переливания крови необходимы. То, что Медея пила кровь, было нужно ей лишь для удовлетворения своей жажды страсти. Но питательная нервная энергия такая же реальность, как и лейкоциты, и хоть она была ведьмой, ей не требовалась магия, чтобы удовлетворять свои нужды.

С Эдейри я не был так уверен. Какие-то смутные воспоминания клочками тумана клубились в моем мозгу. Когда-то я знал, кем она была, какие ужасные леденящие силы были спрятаны в темноте ее капюшона. И это тоже не было магией. Хрустальная Маска предохранит меня от Эдейри, но большего я пока не знал.

Даже Ллур — даже Ллур!

Он не был богом — это я хорошо знал. Но чем он был, я пока еще не мог догадаться. Рано или поздно я собирался выяснить это, и Меч под названием Ллур, который был необычным мечом, должен был помочь мне в этом.

А тем временем мне предстояло играть свою роль. Даже после утверждения Фрейдис я не имел права давать повстанцам ни малейшего повода для сомнений. Я уже сказал им, что яд Медеи сделал меня слабым и потрясенным. Это могло помочь объяснить им те небольшие ошибки, которые я еще сделаю. Любопытно, что Ллорин без колебаний принял меня после слов Фрейдис, в то время как в поведении Арле я заметил слабое, почти неуловимое сопротивление. Я не думал, что она догадывается, в чем дело. А если и так, то она явно не хотела признаваться в этом, даже самой себе.

И я не мог допустить, чтобы это подозрение росло.

Сейчас в долине кипела лихорадочная деятельность. Многое произошло с тех пор, как я пришел сюда на заре. Я испытал достаточно и физической, и эмоциональной нагрузки, чтобы обычный человек свалился на неделю, но Ганелон только еще начал свою битву... За то, что наш план нападения был составлен так быстро, надо благодарить Эдварда Бонда, и в какой-то степени я был рад, что не пришлось выяснять личных отношений с Арле и Ллорином.