— И ты оказалась очень способной ученицей, — кивнул Уолтер. — Она даже после долгих лет занятий не сможет петь, как ты. Но есть такое понятие, как «звездность». Не всякий человек может стать звездой, для этого тоже нужны задатки.
— Это то же самое, что
— Примерно, но встречается куда реже.
Она посмотрела ему прямо в глаза. Лицо нынешнего Уолтера стало более сосредоточенным, обрело очертания и при свете рампы казалось весьма привлекательным.
Она рывком высвободила руку.
— Когда ты был Уолтером Плюмом, ты нравился мне намного больше.
Агнесса уже повернулась, чтобы величественно удалиться, но внезапно почувствовала на себе взгляд матушки Ветровоск. Взгляд насмешливо буравил ее спину.
— Э-э… надо перенести Кристину в кабинет господина Бадьи, — сказал Андре.
Свой фразой он словно бы разрушил некие чары.
— Ты абсолютно прав!!! — воскликнул Бадья. — И господину Зальцелле тоже нечего трупом лежать на сцене. Вы, двое, отнесите его за кулисы. А остальные… Представление все равно уже почти закончилось… Э-э… Так и есть… Опера закончилась…
—
Это появилась нянюшка Ягг, которая вела под руку госпожу Плюм. Мать Уолтера впилась в сына взглядом маленьких и блестящих, как бусинки, глаз.
— Ты что, был плохим мальчиком?
Господин Бадья, приблизившись, слегка похлопал ее по руке.
— Тебе, пожалуй, тоже стоит пройти ко мне в кабинет, — сказал он.
Он передал кипу нот Андре. Тот вытащил наугад первый попавшийся лист и сначала небрежно скользнул по нему взглядом, а потом глаза его вдруг расширились.
— Эй… да это же очень хорошо! — воскликнул он.
— В самом деле?
Андре просмотрел другой лист.
— Силы небесные!
— Что? Что такое? — не понимал Бадья.
— Я просто никогда… то есть даже я понимаю… этотум-ти-ТУМ-тум-тум… ага… Господин Бадья, это ведь не опера вовсе. Здесь есть музыка, но… да… танцы, пение. Но это не опера. От оперы это весьма далеко…
— И насколько далеко? Неужели ты хочешь сказать… — Бадья на секунду замолк, смакуя идею. — Хочешь сказать, что музыка и деньги все-таки совместимы?
Андре напел несколько тактов.
— Вполне возможно, господин Бадья.
Бадья просиял. Одной рукой он обнял Андре, а другой — Уолтера.
— Отлично!!!!! — воскликнул он. — Что ж, по такому случаю я всех приглашаю… попить чайку!!!!
Певцы и танцоры, кто поодиночке, а кто группами, покинули сцену. Теперь на сцене остались лишь ведьмы и Агнесса.
— Что, и
— Не совсем, — ответила матушка.
На сцену, пошатываясь, выбрался великий тенор. Чья-то милосердная рука забинтовала голову Энрико Базилики, и предположительно чья-то другая милосердная рука сунула ему тарелку спагетти. Последствия легкого сотрясения мозга, судя по всему, еще сказывались. Увидев ведьм, Генри Лежебокс поморгал, после чего заговорил как человек, утративший нить текущих событий, а потому предпочитающий держаться берега более старых, проверенных вещей.
— Ктотта дал мне 'гетти, — промолвил он.
— Очень мило с стороны кого-го, — отозвалась нянюшка.
— Ха! Пускай сами жуют свои 'гетти… а я не буду! Ха! Да! Не буду! — Повернувшись, он ошалело уставился в темный зрительный зал. — И знаете, что я сделаю? Знаете, что я сделаю сейчас? Я распрощаюсь с Энрико Базиликой! О да! Сегодня он сжевал свое последнее щупальце! Прямо отсюда я пойду и выпью восемь пинт турботского убойного. Да! И закушу сардельками! А потом отправлюсь в мюзик-холл послушать, как Нелли Притоп исполняет «Что Толку В Устрице, Если Нечем Ее Вскрыть». И если я еще когда-нибудь буду петь здесь, то только под старым гордым именем Генри Лежебокса — слышите меня?..
— Генри Лежебокс?! — отозвался пронзительным воплем зрительный зал.
— Э-э… да?
— Я так и думала, что это ты! Ты отрастил бороду, и в штанах у тебя не меньше стога соломы, но я сразу увидела: под этой узенькой масочкой —мой Генри, точно!
Генри Лежебокс прикрыл глаза, защищаясь от слепящего света рампы.
— …Ангелина?
— О нет! — утомленно произнесла Агнесса. — Такого просто
— В опере бывает. На каждому шагу, — возразила нянюшка Ягг.
— Ты права, — подтвердила матушка. — Нам еще повезло, что у него нет пропавшего без вести брата-близнеца.
Из зрительного зала донеслись звуки шумной возни. Кто-то, пробираясь вдоль ряда, кого-то за собой волочил.
— Мама! — донеслось из мрака. — Ты сама-то понимаешь что делаешь?
— Иди за мной, Генри, малыш, просто иди за мной!
— Мама, нам нельзя на сцену!..
Генри Лежебокс, швырнув тарелкой в сторону кулис, слез со сцены и с помощью двух скрипачей перевалился через край оркестровой ямы.
Они встретились в первом ряду. Агнесса слышала их голоса.
— Я
— Я хотела ждать, но потом началось — то одно, то другое… особенно одно. Иди сюда, юный Генри…
— Мама, что происходит?
— Сынок… помнишь, я всегда говорила тебе, что твой отец — господин Крючкорукс, жонглер угрями?
— Да, но…
— Прошу тебя, пойдем в мою гримерную! Нам о стольком надо поговорить!
— О да. Разговор будет долгим…