Маскарад лжецов

Мне оставалось только пожать плечами. Она уже доела пирог и сосредоточенно облизывала пальцы. Интересно, когда она ела в последний раз? Судя по настроению хозяина, сегодня ее кормить не будут. Однако слова про то, что она не воровка, походили на правду. Девочка со столь примечательной внешностью не может успешно шарить по чужим карманам. Мне подумалось, что отец, или хозяин, или кем уж там приходится ей человек с ремнем, неплохо заработает, предоставляя ее на часок охотникам до молоденьких девственниц. В этот раз покупатель остался недоволен. Может, она отказала торговцу, а может, он испробовал ее и обнаружил, что не первым вошел в эту дверь. Со временем она научится скрывать свой изъян. Переймет у более опытных женщин кое-какие хитрости и будет неплохо кормиться. Дольше, чем другие представительницы этого ремесла. Даже когда увянет первый цвет молодости; многие мужчины готовы щедро платить женщине, настолько не похожей на остальных.

— Хочешь, чтобы я это тебе сделала, за пирог? — Голос ее был таким же бесстрастным, как и взгляд. — Только надо побыстрее, пока хозяин не вернулся. Он рассердится, что ты заплатил не деньгами.

Ее маленькая холодная ручонка попыталась всунуться в мою. Мне стало грустно, что она так рано научилась не ждать подарков от жизни. Даже сухой корки. Впрочем, чем раньше усвоишь урок, тем меньше разочарований впереди.

— Стар я для этого, детка. Да к тому же корка пирога того не стоит. Съела — и на здоровье. Ты хорошенькая девочка, Наригорм. Тебе не надо продаваться так дешево. Послушай старого камлота: чем больше люди заплатили за покупку, тем она ценнее в их глазах.

Девочка слегка нахмурилась и взглянула на меня удивленно, чуть наклонив голову.

— Я знаю, почему ты не желаешь, чтобы я погадала тебе на рунах. Чтобы не услышать, когда умрешь. Старики говорят, что хотят знать, а на самом деле не хотят. — Она покачалась взад-вперед, как годовалый ребенок. — Я сказала купцу, что он разорится, а его жена убежит с другим. Это правда, но ему не понравилось. Хозяин соврал, будто я пошутила, и велел мне нагадать ему другую судьбу, а я отказалась. Я не могу кривить душой, не то потеряю свой дар. Морриган истребил лжеца.

Значит, она гадалка. Хорошее дело, если умеешь убедить в своей правоте. Про некоторых предсказателей и не поймешь, верят ли они в собственное искусство. Считает ли она, что открыла купцу его истинную судьбу, или так возненавидела жирного борова, что назло предсказала ему дурное? Коли так, она поплатилась за свою дерзость и поплатится еще, если хозяин слишком много издержит в таверне, заглаживая обиду. Что ж, возможно, ей не жаль своей шкуры за удовольствие увидеть перекошенное лицо торговца. Вполне понятное чувство, не чуждое мне в ее лета. У меня вырвался смешок.

— Я на самом деле сказала ему правду, — яростно прошипела девочка. — И тебе скажу, тогда сам поймешь.

Ярость в ее голосе заставила меня вздрогнуть, однако голубые глаза оставались по-прежнему бесстрастны. Надо же было так сглупить! Дети не любят, когда над ними смеются. Разумеется, она обиделась.

— Я верю тебе, детка, просто не хочу, чтобы мне гадали. В мои годы будущее приближается столь стремительно, что нет нужды мчаться ему навстречу.

Что ж, пора вставать и уходить. Вправе ли я осуждать тех, кто ворожбою, врачеванием или иным колдовским искусством выманивает у глупцов деньги? Не я ли кормлюсь за счет людской легковерности? Однако платить за такое свои кровные — поищите кого другого. К тому же те, кто способен заглянуть в будущее, могут увидеть и прошлое — другой конец той же нити. Нет уж, пусть про меня знают только мое настоящее.

Тени удлинились. Ветер, и прежде прохладный, сделался пронизывающим. От свиньи остались только кости. Одни гуляющие разошлись по домам, другие, не слишком твердо стоящие на ногах, потянулись к лесу, чтобы продолжить веселье. Пора и мне складывать товар в заплечный мешок — сегодня покупателей уже не будет — и двигаться вместе с подвыпившей толпой в лес, где наверняка предстоит угощенье.

Девочка мне больше не попадалась. Ну что ж, христианский долг — накормить ближнего — выполнен, можно о ней и забыть. Однако память о ее взгляде не отпускала. Тревожило не то, что она смотрела на шрам, а скорее то, что она его словно не видела, как будто силилась заглянуть в душу.