Маски. Карнавал судеб

Означенная стойка соскользнула по металлическому желобу и остановилась в метре с небольшим от Ким и Бетт, восседающих на деревянных с позолотой стульях.

— О'кей. Теперь я нажимаю кнопку с номером тридцать пять.

Стойка завертелась и остановилась, когда в поле их зрения оказалась обтянутая мягкой материей вешалка с этим номером. Над ней была прикреплена небольшая полочка с прозрачной пластиковой коробкой под все тем же номером тридцать пять.

— Приехали! — воскликнула Бетт. — Красное платье для коктейлей — с рукавами буф, ни разу не надеванное, в комплекте с туфлями, перчатками и сумочкой. Правда, потрясающе?

Бетт испытывала чувство законной гордости за детище своей изобретательности. Это была мечта, а не гардеробная: помещение площадью в триста шестьдесят квадратных метров, стены из кедра, кондиционированное отделение для хранения меховых изделий…

Определенно, ни в одной химчистке такого нельзя было увидеть. Бетт даже презрительно фыркнула от этой абсурдной мысли дочери.

А одежда! Здесь были собраны самые изысканные наряды парижских, миланских, нью-йоркских и римских кутюрье. Крепдешин, парча, шерсть лучших сортов; костюмы из кашемира, шубы из ламы, ирландские свитера ручной вязки; бальные платья: одни — тяжелые от нашитых на них блесток и драгоценных камней, другие — воздушные как крыло бабочки.

Часть помещения была отведена для «официального» гардероба Ким, полагающегося для мероприятий государственного уровня, — тщательно продуманные костюмы девственно белого цвета, блестящие под люминесцентным освещением словно снег под солнцем.

— Лично мне кажется, — заметила Бетт, — что они будто напрашиваются на какую-нибудь неприятность. Я имею в виду, достаточно одного пятнышка от соуса для спагетти — и можно смело их выбрасывать. Мне больше нравится, когда ты одета во что-нибудь цветное…

Ким едва повела глазами. Голос ее был лишен всякого выражения.

— На людях надо носить белое. Так говорит Тонио.

— А наедине — сексапильное нижнее белье?

Но провокационный вопрос Бетт остался без ответа.

По ее наблюдениям, поведение Ким сильно изменилось: казалось, ничто больше не волнует и не радует ее. Темные круги под глазами свидетельствовали либо о болезни, либо о тайной печали. Что бы это ни было, а у Бетт имелись на этот счет кое-какие соображения, нельзя было допускать, чтобы нарыв разрастался. Слишком многое зависело от Ким. Возможно, небольшой разговор по душам мамы с дочкой пойдет на пользу…

— В Париже ты, наверно, все время пробегала по магазинам, — начала Бетт издалека. — Твой муженек сопровождал тебя?

— У него были другие дела, — пробормотала Ким.

От Бетт не укрылась прозвучавшая в ответе нотка обиды.

— Что-нибудь не так, котенок? Маленькие проблемы с Тонио? Ты неважно выглядишь после возвращения.

— Разница во времени, — сказала Ким.

— Но ты уже десять дней дома! Нет, лапушка, не верю я твоему объяснению. — Она понизила голос, но не потому, что кто-то мог их подслушать: — Ты можешь довериться своей мамочке, родная. Я самый близкий тебе человек во всем мире. Дело в Тонио, ведь правда? Он сделал что-то нехорошее?

Фиалковые глаза вдруг наполнились слезами.

— О, мама! — заплакала Ким. — Я и представить себе не могла, что любовь может ранить так больно!

Первая неделя медового месяца превзошла все ожидания Ким. Сказать, что она была счастлива, значило ничего не сказать: она была очарована, восхищена. Тонио был с ней и нежен, и игрив, и страстен, и чувственен, и мужествен. Она думала, что никогда не насытится им: у него было великолепное тело — сильное, подтянутое, тренированное постоянными упражнениями в гимнастическом зале. Даже просто смотреть на него спящего было для нее наслаждением.

— Я могла бы провести с тобой в постели всю оставшуюся жизнь! — призналась она ему в их последнее утро на Бермудах.

Тонио рассмеялся и бросил ей халат. Если они собирались только валяться в кровати и заниматься любовью, заметил он, можно было бы и не уезжать из Сан-Мигеля. Не то чтобы его лично не устраивала такая перспектива, но они все-таки члены высшего света, подчеркнул он. Как говорится, noblesse oblige — положение обязывает. В их обязанности входило показываться в обществе.

Ким была растеряна.

— У нас медовый месяц или путешествие с миссией доброй воли?

— И то и другое, мой ангел. А теперь позвони своей горничной и приведи себя в порядок.

Вскоре Ким начала привыкать проводить дни в роскоши и помпезности. Ей нравились протокольные мероприятия, ведь к этому она и готовилась — к жизни на виду, красивой и значительной. И когда она попадала в непривычные ситуации, а такое случалось частенько, она вспоминала наставления Лейли Гудвин, и ей удавалось с честью выходить из положения. «Грудь вперед, живот втянут, ягодицы упруги» — это правило выполнялось ею неукоснительно. Не забывала она и снимать перчатки, когда ее представляли главе государства…