Маски. Карнавал судеб

С каждым днем напряженность в Сан-Мигеле нарастала. Ночами воздух взрывался ружейными выстрелами, по утрам мусорщики собирали трупы убитых. И хотя власти отвечали на террор контртеррором, ряды повстанцев росли. В партизанскую войну втягивались священники, крестьяне, интеллигенция, ремесленники, торговцы, а позднее и иностранные волонтеры — добровольцы, хлынувшие в Бенедикту в надежде на настоящую, полноценную революцию.

Даже в «Парадизе», разместившемся высоко над городом, были слышны крики толпы и грохот взрывов «коктейля Молотова».

«Достаточно, чтобы помешать послеобеденному отдыху…» — мрачно отмечал Тонио.

Зато в клинике Карнеги, где лежала умирающая Бетт, ничто не нарушало царящей там тишины.

До сих пор ни один метод лечения не дал никаких положительных результатов: болезнь оказалась очень запущенной, объяснил доктор Осборн — невысокий и полный деловитый человек, напомнивший Ким доктора Фрэнкла. Он мог быть пугающе прямолинеен и не скрывал, что Бетт быстро приближается к своему концу.

— Ей надо было начать лечиться много месяцев назад, — ворчал он.

— Я знаю, — откликнулась Ким, — но она хотела в последний раз как следует поразвлечься.

Доктор пожал плечами:

— Не слишком-то много удовольствия могла она получить: ее должны были мучить сильные боли.

— Моя мать очень волевая женщина. Так что же теперь?

Как заявил ей врач, оставался только один выход: пересадка костного мозга в сочетании с лучевой терапией может в случае удачи замедлить развитие болезни. Лучше всего было бы пересадить совершенно идентичную субстанцию — например, от близнеца, если бы таковой у Бетт имелся. Но, к сожалению, это был не тот случай.

— Какая ирония судьбы… — поразилась Ким. — Я сама мать близнецов.

Другая возможность, с меньшей надеждой на удачу, — пересадить костный мозг от ближайшего родственника: родителей, брата или сестры. Доктор Осборн просмотрел медицинскую карту Бетт.

— Ваша мать указала, что у нее нет никого из близких. Насколько вы знаете, так оно и есть?

Насколько она знала — да, хотя и не могла бы поклясться в этом. На самом-то деле она имела весьма смутное представление о подноготной своей матери… Почти такое же смутное, как и о своем отце.

Она прямо взглянула в глаза врачу:

— Боюсь, кроме меня у мамы никого нет.

— Тогда дело за вами, молодая леди. Будем надеяться, сработает.

Он предупредил, что процедура ждет ее не из легких: Ким получит местное анестезирование, и у нее возьмут вытяжку костного мозга из тазобедренной кости. Вся операция займет часа три, но после нее у Ким в течение нескольких дней могут продолжаться боли.

— Доктор, — сказала она, — я перенесла столько операций! Вы, наверно, столько раз не обедали. А эта вообще будет для меня укусом комара…

Он озадаченно посмотрел на нее:

— Видите ли, мисс Вест, все равно нет никакой гарантии…

— Знаю. Шансы невелики.

Он кивнул:

— Но попробовать все-таки лучше, чем просто сидеть сложа руки.

Операцию назначили на следующее утро, но сначала Ким послали в лабораторию на анализ крови и тканевое типирование, после чего ей предстоял общий медицинский осмотр. Как объяснил доктор Осборн, это была обычная процедура для того, чтобы убедиться, что состояние здоровья самого донора в полном порядке.

Позже Ким навестила мать.

По приезде в Нью-Йорк она почти весь день проводила с Бетт: расчесывала то, что осталось от ее волос, приносила ей цветы и сладости, рассказывала последние сплетни из Сан-Мигеля.

Обычно Бетт старалась держаться молодцом, играя как актер на сцене. Но сегодня она была слишком возбуждена: доктор Осборн сообщил ей об операции.

— Я не желаю, чтобы в меня всаживали чей-то чужой костный мозг! — прохрипела она слабым голосом. — Это против природы!

— Но, мамочка, — возразила Ким, — я же не чужая!

— Это неважно, — прошептала Бетт, — не хочу — и все!

У Ким хватило ума не продолжать спор: операция должна быть сделана, и это главное. Хотя вот, мягко говоря, парадокс: Бетт, которая с такой легкостью таскала Ким в «Маривал», где ее резали, делали ей подтяжки, удаляли складки… та же самая Бетт испытывала патологический страх перед докторами.

— Зачем мне нужны эти шарлатаны? — обычно говаривала она в прежние, более веселые времена. — Я само воплощение здоровья! И ненавижу, когда они начинают везде меня щупать.

Ким пробыла с ней до вечера, держась бодро и уверенно. Когда же пришло время уходить, она наклонилась к Бетт, чтобы поцеловать ее на прощанье, и вдруг почувствовала какой-то кисловатый запах, исходящий от нее. И поняла, что это запах смерти.

Чувствуя слабость, она вернулась в консульство и нехотя поужинала, слишком подавленная, чтобы звонить домой, в Сан-Мигель.

В ту ночь ее впервые охватила паника.

Что если операция не удастся? Что если — Ким даже стиснула зубы — Бетт умрет? Доктор Осборн сделал все, чтобы подготовить Ким к возможности такого исхода, но она по-прежнему не могла представить свою жизнь без матери.

К счастью или к несчастью, Бетт всегда была рядом: сильная, уверенная в себе — истина в последней инстанции, — принимающая решения, высказывающая безапелляционные суждения, манипулирующая жизнью Ким…