Маски любви

Он не ответил, задумчиво глядя вдаль, туда, где в голубоватой дымке воображения виднелся дом Сандры – респектабельный, тихий, ухоженный. С преданной старомодной прислугой, тяжелыми шторами на высоких окнах, запахом левкоев из сада и сердечных капель из спальни матери. По мягким коврам и блестящему паркету бесшумно движется кресло Сандры, разносятся в сумрачных комнатах печальные звуки фортепиано… Размеренно и сонно течет время для двух живущих здесь женщин… Проходит лето, осень, зима, – бледное худое лицо Сандры постепенно увядает, и однажды она видит в зеркале сморщенную старуху, даже не пугаясь ее и не жалея о том, что тонкие высохшие губы ни разу не обжег поцелуй…

– Я никогда не считала себя красоткой, но в школе были и пострашнее меня… Во всяком случае, комплексами я не страдала и мечтала о любви, как любая девчонка… Вы не поверите, но у меня даже был поклонник – один из самых симпатичных ребят в нашей школе – отличник, заводила, спортсмен… Мы ездили по окрестностям на велосипедах и однажды… Ну, мы случайно потерялись, отстали от компании. Это произошло в начале лета. Все цвело и благоухало, трещали кузнечики. Я налетела на камень, упала и ободрала колено. Арни вначале пытался зализать мою ссадину, а потом повалил меня в траву, и я почувствовала его губы вот здесь, у щеки… Я так испугалась, рванулась… Наверно, потому, что очень ждала поцелуя… Если бы вы знали, сколько раз я потом жалела об этом. Откуда мне было знать, что больше никто не посягнет на мою невинность… Это в смысле поцелуя, конечно. – Сандра почувствовала, как запылали ее щеки. – Собственно, это было где-то в другой жизни, до того, как произошла катастрофа…

– Вам жутко идет румянец, Фея! Хотите, я сорву повязку, и мы навсегда покончим с историей о несостоявшемся поцелуе?

– Вы мужественный человек, Немо. Но все же побережем вашу челюсть… А вот через десять дней…

– Через девять. Мне снимут бинты, и вы в ужасе будете скрываться от меня в дебрях этого сада. – Усмехнулся он, но Сандра уже знала, что тема уродства не так уж безразлична ее собеседнику…

Однажды, когда они мирно беседовали после ужина, на площадке появилась стройная брюнетка в сопровождении медсестры.

– Это ваш муж, мадам. – Указала монахиня на застывшую в кресле загипсованную фигуру.

– Боже! Что они с тобой сделали, дорогой! – Воскликнула женщина, бросаясь на колени у кресла больного. Сандру она, казалось, не заметила, и та поспешила скрыться в аллее, унося с собой поразивший ее образ.

– А ваша жена – красавица. Вот уж, действительно, фея! И, кажется, очень любит вас. Это сразу заметно. – Попробовала Сандра на следующий день подступиться к теме, которую ее собеседник упорно обходил. – Вчера она просто сразила меня.

– Да, у нас были чудесные времена. Любящая, прекрасная жена – счастье для победителя, но кара для побежденного. – Угрюмо заметил он.

– Вы же не собирались сдаваться. А красота для мужчины, насколько я понимаю, понятие относительное. Известно ведь, что шрамы лишь украшают героя. Как-то не верится, что женщина способна замечать недостатки внешности возлюбленного, полученные в честном бою.

– А если эта женщина считает, что шрамы ее мужа – свидетельства жизненных поражений? А еще – малодушия… Да, именно… Тогда, думаю, обезображенное лицо способно вызвать отвращение. – Его глаза тревожно сверкнули в прорезях бинта, и Сандра едва удержалась, чтобы утешить, назвав его настоящим именем.

Она давно уже знала, что изувеченного гонщика зовут Берт Уэлси. Тайком, порывшись в старых журналах, Сандра нашла свадебную фотографию, на которой юная, но уже знаменитая Мона Барроу – та самая красотка, что с воплем упала к ногам забинтованного мужа, стояла рядом с обаятельным шатеном, глядящим на нее с преданностью и восторгом. Чувствуя, что совершает нечто постыдное, Сандра изучила газетные сплетни о Берте Уэлси, разраставшиеся по мере того, как шла в гору его спортивная карьера.