Задрав голову вверх, я увидела металлическую пластину заслонки на две ладони выше каминной полки.
Почему бы и нет?
Нащупать изнутри тонкую щель в каменной кладке оказалось непросто. С чистым платьем я мысленно попрощалась – чтобы дотянуться до нужного места, пришлось засунуть в дымоход руку по самое плечо. Но на этот раз чутье меня не подвело.
Под пальцами потеплело – на внутренней кладке проступил еще один символ Мэр. Я впилась ногтями в кирпич, и – о чудо! – тот выскочил, поддавшись нажиму. Он был легче обычного – похоже, сестра специально выпарила из него излишки воды, чтобы упростить доступ к тайнику.
Закусив губу от напряжения, я осторожно просунула кисть в образовавшуюся нишу.
Да, определенно, это было именно то, что я искала. Маленькая баночка красной кобальтовой соли, которую Мэр разбавляла и изменяла с помощью магии, делая невидимые чернила. Пять писем в тонких конвертах. И еще что-то, завернутое в шарф из непрозрачного шелка.
Я аккуратно развернула тонкую ткань и не сдержала изумленного вздоха. Внутри было две маски. Первая, не такая пышная, как у Лорри, абсолютно точно была зачарованной. Палевая основа из папье-маше изгибалась, закручиваясь лепестками полураспустившегося розового бутона. Магия едва ощутимо покалывала кожу, будто иллюзия так и просилась на свободу.
Вторая маска казалась обычным куском картона, обшитого черным бархатом, с миндалевидными прорезями для глаз: в приюте мы, подражая недосягаемому великолепию двора, делали похожие для новогоднего маскарада. Разве что декор у той, что я держала в руках, был богаче. Лицевую сторону украшало золотое тиснение, а ткань была очень приятной на ощупь. С обратной стороны серебряными чернилами было выведено: «Раскрой себя в Доме удовольствий».
Что это такое? Причудливое приглашение на вечер к герцогу Голдену? И почему Мэрион сохранила его?
Вопросов было больше, чем ответов, а сестра не пожелала дать других, более явных подсказок. Даже письма, в которых я надеялась прочесть хоть что-то о тайных планах Мэр, оказались не ее. Почерк был угловатый, мужской, записки – короткие и односложные.
«Протокола вскрытия леди А. не видел. Магическое исследование не проводилось. Свидетели утверждают, что понесла лошадь».
«Не знаю, зачем тебе это, но вот».
«Составил список. Неполный – только подтвержденные слухи. Прочитаешь – сожги. Люблю».
«Мэр, остановись. Твоя одержимость меня пугает. Чем глубже ты в это влезаешь, тем опаснее все становится для нас обоих. Я уже не уверен, что хочу знать правду. Император приказывает мне вернуться в Варравию, и я готов взять тебя с собой. Соглашайся. Здесь ты ничего не добьешься».
«Пожалуйста, не забывай, что я всегда готов тебе помочь, несмотря ни на что. В Варравии для тебя всегда найдется место. Как и в моем сердце. Пиши».
А подпись и того непонятнее.
«Твоя Ночь, Джеррард».
«Ночь». Попробуй разбери – то ли прозвище, то ли указание особого места в Ночном саду, то ли воспоминание о приятно проведенном времени в объятиях юной фрейлины. Я поморщилась, прогоняя прочь неприятную картину.
Ко второму письму прилагалась пожелтевшая вырезка из газеты. «Ужасное известие потрясло Миддлтон. Леди Ребекка Голден, погодный маг и мастер над воздухом, найдена повешенной в гостиной собственного дома. Следов борьбы не обнаружено, полиция подозревает самоубийство. Родственники Ребекки и безутешный супруг Эдельберт организовывают церемонию прощания в пятницу…» Дальше следовала дата – почти восемнадцать лет назад. Кажется, в тот год Солнцеликий только взошел на престол…
Список, который неизвестный адресат попросил сжечь, тоже почему-то сохранился. В нем было десять женских имен: леди Эммелин Коупленд, леди Юнис Степридж, мисс Нора Фаулер… Все они были мне незнакомы. Кроме одного.
Леди Мэдлин Митчелл.
Мама.
Я никогда не знала ее под этой фамилией – она отреклась от прежнего рода еще до нашего рождения. В городке, где мы жили, она была известна как Мэгги Вестерс. «В честь прабабушки», – объясняла она, когда я спрашивала, почему соседка из бакалейной лавки звала маму не так, как мы с Мэр.
Мама тоже всю жизнь играла в прятки, и вот уже после смерти кто-то нашел ее и включил ее имя в список вместе с другими женщинами, о которых ходили странные «подтвержденные слухи».
По спине пробежал холодок.
Во что же ввязалась Мэр, забыв мамины наставления никогда-никогда-никогда не высовываться?
Но не успела я задуматься об этом, как в коридоре раздались мерные шаги. Караульный совершал очередной обход.
Нужно было спешить.
Я замерла, не дыша, пока шаги не удалились на достаточное расстояние от дверей, и тихо-тихо вернула на место вытащенный кирпич. Наскоро вытерев руки о подол платья, – после сидения в угольной пыли его все равно уже было не спасти, – я поставила защитный экран и стерла с начищенной меди серые отпечатки пальцев. Письма сжала в руке, а маски с трудом уместились под передником горничной. Огляделась – кажется, больше никаких следов взлома – и выскользнула из чужой комнаты, плотно прикрыв дверь.
А дальше все пошло не по плану.