- Я прежде был офицер, долго стоял в царстве польском и считаю это время счастливейшим в своей жизни, - объяснил Аггей Никитич, очень бы желавший сказать все это по-польски, но побоявшийся, что, пожалуй, как-нибудь ошибется и скажет неблагопристойность, что с ним раз и случилось в царстве польском.
- А теперь вы что? - спросила уж по-русски панна.
- Теперь я исправник здешний, - отвечал Аггей Никитич, несколько потупляясь, ибо он знал, что поляки не любят русских чиновников; но на этот раз он, по-видимому, ошибся.
- О-то, боже мой, я же вас знаю! - воскликнула аптекарша. - Но скажите, неужели ваш город всегда такой скучный?
- Всегда, - отвечал с грустной иронией Аггей Никитич.
- Это ужасно! - произнесла аптекарша, пожав плечами. - У меня тут одно развлечение, что я часа по два катаюсь по городу, - присовокупила она будто бы случайно и в то же время кинув мимолетный взгляд на молодцеватого исправника.
- Где ж вы именно катаетесь? - не преминул тот спросить ее.
- Ах, да по этой вашей глупой, длинной улице, - отвечала панна, - езжу по ней взад и вперед; по крайней мере дышу свежим воздухом, а не противными этими травами.
Все эти переговоры старик-аптекарь слушал молча и сурово и, наконец, по-видимому, не вытерпев дольше, отнесся к Аггею Никитичу:
- О чем вам угодно было спросить меня?
Тот очутился в затруднительном положении: сказать при такой прелестной даме, что пришел за пластырем для мозоли, казалось ему совершенно невежливым.
- У меня в плече ревматизм, и мне советуют залепить чем-нибудь это место, - придумал он.
- Да, это хорошо, - одобрил немец и крикнул старшему помощнику своему: - Папье-фаяр{12}!
Тот отмахнул копеек на пятьдесят фаяру и, свернув его в трубочку, подал Аггею Никитичу.
Молодая пани между тем не уходила из аптекарской залы. Сначала она внимательно смотрела на довольно красивого помощника, приготовлявшего Аггею Никитичу папье-фаяр, а потом и на Аггея Никитича, который, в свою очередь, раскланявшись с старым аптекарем и его молодой супругой, вышел из аптеки с совершенно отуманенной головой. Не нужно, я думаю, говорить, что он на другой же день с одиннадцати еще часов принялся ездить по длинной улице, на которой часов в двенадцать встретил пани-аптекаршу на скромных саночках, но одетою с тою прелестью, с какой умеют одеваться польки. Аггей Никитич почтительно снял перед пани шапку, и она ему низко-низко поклонилась. Подобные встречи Аггея Никитича с молодою аптекаршей стали потом повторяться каждодневно, и нельзя при этом не удивиться, каким образом Миропа Дмитриевна, дама столь проницательная, не подметила резкой перемены, которая произошла в наружности Аггея Никитича с первого же дня его знакомства с очаровательной аптекаршей. Не говоря уже о том, что каждое утро он надевал лучший сюртук, лучшую шинель свою, что бакенбарды его стали опять плотно прилегать к щекам, так как Аггей Никитич держал их целые ночи крепко привязанными белой косынкой, но самое выражение глаз и лица его было совершенно иное: он как бы расцвел, ожил и ясно давал тем знать, что любить и быть любимым было главным его призванием в жизни.
В тот день, в который Миропа Дмитриевна задумала предпринять против Аггея Никитича атаку, его постигнуло нечто более серьезное, чем мимолетные встречи с пани, потому что она не то что встретилась с ним, а, нагнав, велела кучеру ехать рядом и отнеслась к Аггею Никитичу:
- Пан Зверев, узнайте, пожалуйста, когда начнутся собрания: их затевает здешний откупщик, но муж от меня это таит, а я непременно хочу бывать на этих собраниях! Узнаете?
- С великою готовностью, - отвечал Аггей Никитич, обрадованный надеждою, что он будет встречаться с аптекаршей не только что на улице, но и в собраниях, станет танцевать с нею, разговаривать. - Я послезавтра же уведомлю вас об этом! - присовокупил он.
- Дзенкуен!* - произнесла панна аптекарша и крикнула кучеру: - Пошел!
______________
* Благодарю! (Прим. автора.).
Тот пустил лошадь полной рысью; но и Аггей Никитич, не преминув сказать своему кучеру: "Пошел и ты!", скоро нагнал аптекаршу.
- О-то, мы гоняемся с вами; посмотрим, кто кого обгонит! - весело воскликнула пани и велела кучеру ехать еще скорее.
Аггей Никитич на своем иноходце тоже не отставал от нее; таким образом они ехали, только что не касаясь друг друга плечами, и хоть не говорили между собою, но зато ласково и весело переглядывались.
Дома Аггея Никитича ожидал опять-таки приятный обед с вишневкою и с заметною нежностью со стороны супруги. Он же, сев за стол, немедля сказал Миропе Дмитриевне:
- Ты сегодня поедешь к своей откупщице?
- Непременно! - отвечала Миропа Дмитриевна.
- Спроси ее, правда ли, что она с мужем своим затевает устроить здесь на всю зиму собрание?.. Если это справедливо, то скажи, чтобы они меня также записали.