– Сейчас подойдут родители пострадавшего. Кстати, нам пришлось вызвать скорую и вколоть ему уколы от столбняка и бешенства.
– От бешенства-то зачем? – невольно усмехнулась я.
– Ну может, за тем, что первая его версия была, что его покусала собака? – без тени улыбки проговорил директор.
К слову, улыбаться мне он перестал, и я посчитала это плохим признаком.
– Послушайте, Денис Матвеевич! – решительно произнесла я. – Вы же не считаете, что моя дочь сошла с ума и потому покусала мальчика из параллельного класса?
– Из восьмого «А», если быть точным.
Бог ты мой! Он еще и старше Ольки! Нет, она точно рехнулась. И главное, молчит как партизан, а мне-то что прикажете делать?
Продолжить мы не успели – дверь отворилась, и появился тот, кого я меньше всего сейчас ожидала увидеть. Никита смотрел на меня с таким же недоумением, что и я на него.
– Привет! А ты как тут?.. Денис Матвеевич, приветствую! – тут же спохватился, но по директору разве что мазнул взглядом, вновь впиваясь тем в мое лицо.
Я так и вовсе потеряла дар речи. Зато, признаки явного нашего знакомства очень заинтересовали директора.
– Я правильно понял, что вы знакомы? – аккуратно уточнил директор. – Значит, и ваши дети знают друг друга?
– Нет!
Это мы с Никитой произнесли одновременно, хором. Я же все пыталась сложить детали паззла – что же получается, что это его сына покусала моя дочка? Но за что, господи ты боже мой?! И она же его не знает!
– Вот как? – задумчиво протянул директор. – Очень интересно! А может ли быть такое, что вы не знаете об их знакомстве? Да вы присаживайтесь, Никита Алексеевич, – очень вежливо указал директор на второй стул.
По его тону и взгляду я поняла, что эти двое неплохо знакомы. Не друзья, конечно, но общаются между собой более свободно. А потом я и вспомнила рассказы Никиты, что в школе он частый гость или клиент, что больше подходит. И значит, его сына умудрилась покусать моя дочь. Покусать! – до сих пор в голове это плохо укладывается.
– Как чувствует себя Артем? – спросил директор у Никиты.
– Да нормально он себя чувствует. Не стоило из-за него раздувать так это дело, – поморщился Никита.
– Ну как же, не стоило. Я лично отношу этот инцидент к разряду ЧП. И если вы настаиваете на наказании для Касаткиной…
– Нет! Ни на чем таком я точно не настаиваю и не настаивал, – быстро заговорил Никита. – Я вообще за то, чтобы это дело замяли как можно быстрее.
Мне же вдруг стало так обидно за дочь. Понимаю, что совершила она ужасный и некрасивый поступок, но ведь не просто же так!
– Извините, Денис Матвеевич. А вы с детьми разговаривали? Причину того, что моя дочь… – я замялась, язык не повернулся сказать «покусала» – сделала, выяснили?
– Нет, Мария Сергеевна. С ними я поговорю завтра. Сначала я должен был увидеть вас.
– Дело в том, что должна быть причина…
– Какая, вы тоже не знаете? – перебил уже теперь меня директор.
– Я, кажется, догадываюсь, – улыбнулся Никита и откинулся на спинку стула.
– Вот как? – перевел на него взгляд Денис Матвеевич. – Могу я узнать, какая?
– Личная, – кивнул Никита. – Дело в том, что мы с Марией Сергеевной…
– Никит, об этом не стоит говорить! – уже я перебила его и нахмурилась.
Ну право-дело, не собирается же он посвящать всю школу в характер наших отношений. Да и с детьми, своими, думаю, мы сами разберемся. О чем и поспешила сообщить директору.
– Когда скандал становится публичным, то перестает быть личным, вы же понимаете? – выслушал меня он внимательно. – На первый раз, если у жертвы нет претензий к обидчику, я согласен это дело замять, так сказать. Но если вдруг такое повторится… – развел он руками.
– Не повторится. Это я вам обещаю! – заверила его я.
И этот мужчина мне резко разонравился. Первое впечатление он производил положительное. Казался глубоким и дельным человеком. На практике же оказалось, что он страдает излишней бюрократичностью и поверхностностью суждения. Возможно, это свойственно всем директорам, так сказать, должность обязывает, но легче от этого не становилось. Хотелось поскорее покинуть этот кабинет. А еще задать Ольке трепку, чтобы больше не смела так позорить мать!
Директор еще минут пять разглагольствовал на тему, что если мы согласны уладить все мирным путем, что если у Никиты нет ко мне претензий… И все в том же духе. Мне даже захотелось демонстративно зевнуть, но это выглядело бы невежливо. И вздох облегчения не получилось сдержать, когда он, наконец-то, отпустил нас, пообещав, что моей дочери ничего за проступок не будет. Хотелось верить, что публичной порки нам удалось избежать.
– Дурдом какой! – усмехнулся Никита, когда мы вдвоем оказались за директорской дверью.
– Еще какой! – поддакнула я. – А тебе сын тоже ничего не рассказал?
– Ни слова. Только и признался, что это была не собака. Да и то, когда увидел шприц.
– И ты не знаешь, что он улил чернилами рюкзак моей дочери?
– Нет, конечно! – недоуменно посмотрел на меня Никита. – Чернилами? – нахмурился. – Где столько взял-то?
– Понятия не имею, но именно за это Олька его и укусила, – пожала я плечами.