– Настало время, братья, – неспешно заговорил поднявшийся на возвышение московский гость. – Близится миг нашей победы, но дело предстоит сложное. Мы у себя в старой столице готовы уже начать, и то же касается петербургских братьев. Однако же без вас, без вашей поддержки ничего не сбудется. Сами знаете, прежние обстоятельства вам не благоприятствовали, ибо не все ваши в должной мере были верны. Кое-кто боялся, кое-кто сомневался в успехе и, будучи на словах верен, на деле всячески оттягивал. Но волею Провидения уже четыре месяца как изъят он из вашей среды, и ничто более не препятствует осуществить ожидаемое столько лет. Ибо медлить уже нельзя. Не сумеем в этом году – не сумеем никогда, ибо всё должны свершить до июля, далее же в Европе изменится слишком многое… и враги наши сделают выводы. Пока они беспечны, пока нам с помощью древней египетской магии удаётся хранить приготовления в тайне… но никакая магия не спасёт, если высшая власть учует запах дыма. Не стану даже напоминать вам, братья, сколь многим каждый из нас рискует… но и то держите в уме, что все мы зашли слишком далеко, отступать некуда. Впереди – победа и новая, счастливая жизнь, позади – кнут и плаха. Посему должен я знать, готовы ли вы? Могут ли силы двух столиц положиться на вас? Всё ли исполните вы, что предначертано?
– А что нам делать-то надлежит? – послышался с заднего ряда старческий голос, и собравшиеся с недовольством повернули головы к седенькому почтмейстеру Василию Григорьевичу. Разве ж можно перебивать брата в столь высоком градусе? Придёт пора – и до каждого доведут положенное ему.
– Вам, – добавил суровости в голос московский гость, – надлежит каждому пребывать в готовности занять тот пост, что уготован ему после нашей победы. Каждый получит сегодня пакет с тайными предписаниями, вскроет, прочитает, сожжёт – и немедленно начнёт соответствующие приготовления. Однако же есть дела сами собой разумеющиеся. К примеру вам, господин Бармицын, следует строжайше проверять всю входящую и исходящую корреспонденцию… всё, что покажется хоть сколько-нибудь сомнительным, немедленно передавать Егору Фомичу. Вам же, Егор Фомич, с сего дня и в течение месяца надлежит следить за перемещением столичных фельдъегерей, буде окажутся они в вашей губернии. Мер к задержанию не предпринимать, но доставляемые ими бумаги по возможности изучить. Только не перестарайтесь. Подчеркиваю: по возможности! Чтобы сие подозрений не вызвало. Что же до господина Веенмахера, то следует вам, как только получите мой особый приказ, артиллерийский ваш полк перевести на казарменное положение. Никаких увольнений в город! Придумайте уж сами причину. Ненадолго – от силы на пару дней. Самое же главное – начиная с двадцать пятого дня мая и до пятого июня следует вам, господа, город закрыть. Чтобы никаких путешествующих ни в Москву, ни в Санкт-Петербург! Карантин, что ли, устройте… Это всех сословий касается. В означенные сроки никто не должен покидать губернию! Если не хватит сил полиции, употребите на то солдат.
– А ну как господин Архаров про такое наше самоуправство проведает? – подал голос кто-то робкий.
– Господин Архаров, коли про то ему не писать, ничего и не проведает, – невозмутимо пояснил москвич, – ибо пребывает во дворце своём столичном. Не голубиной же почтой отправят ему донесения… Хотя и насчёт голубей, Егор Фомич, не худо бы предостеречься. Но главное в том, что коли всё получится у нас, бояться Николая Петровича вам уже не след, в кандалах он будет сидеть. Если дело сорвётся – то в кандалы всем вам, и упомянутое самоуправство окажется самой малой из ваших вин. Все меня поняли?
– Но как же… – от волнения голос полицмейстера пресёкся, – но как же быть нам с Тайной экспедицией, с графом Сухоруковым? Ужели не заметит он происходящего в городе и окрест?
– О том не тревожьтесь, – отмахнулся московский гость. – Есть кому утихомирить Ивана Саввича, не ваша то забота. Ну что, ещё вопросы есть? – и, вдоволь насладившись упругой тишиной, довершил: – Что ж, цели определены, задания розданы. За работу, братья! И да пребудет с нами мудрость трёх миров!
Глухой раскат грома был подтверждением его слов. Пламя факелов взметнулось ввысь, и на миг почудилось, будто плеснула тёплая морская волна – пускай большинство собравшихся и не бывали на море.
А пожилая дама в густой вуали, сидевшая в дальнем ряду, поджала губы. Её, конечно, никто не видел, зато она видела всех. А ещё видела, что вот так легко и просто, как мечтается москвичу, не выйдет. Что ж, на сей случай имелись у неё нужные средства.
Глава 1