Мастер

– Могу привести еще показания вашего еврейского сокамерника Гронфейна, которого вы подстрекали в интересах вашей нации подкупить Марфу Владимировну, чтобы не свидетельствовала против вас. Нищенки, которая попросила у вас милостыни и вы отказали, а потом она видела, как вы зашли в заведение, где точат ножи. Хозяина этого заведения и приказчика его, которые могут показать, что два ваших ножа были наточены до последней степени, после чего возвращены вам. Известных религиозных деятелей, знатоков еврейской истории и теологии, психиатров, изучающих особенности вашей нации. У нас собраны уже более тридцати свидетельств, на которые весьма и весьма можно положиться. Его величество с ними ознакомился. Когда государь был в последний раз в Киеве, вскоре после вашего ареста, я имел честь лично докладывать: «Ваше Величество, счастлив вам сообщить, что преступник, виновный в смерти Жени Голова, арестован и находится ныне в тюрьме. Это Яков Бок, член еврейской фанатической группы, хасидов». И его величество, вообразите – прямо под дождем, обнажил голову и перекрестился в благодарение Господу за ваш арест.

Яков представил себе, как царь крестится и дождь мочит его редкие волосы. И впервые всплыла у него мысль – может, тут просто ошибка? Может, они с кем-то его перепутали?

Обвинитель выдвинул другой ящичек, вытащил пачку газетных вырезок. Прочитал наудачу: «Его Величество изволил выразить окончательную свою уверенность в том, что, как он и подозревал, это гнусное преступление совершено негодяем-евреем, который должен быть примерно наказан за свое варварское деяние. „Мы должны сделать все возможное, дабы защитить наших невинных русских детей и успокоить их матерей. Когда я думаю о собственной моей жене и детях, я представляю себе их всех“». Вот. Если правитель Государства Российского и его народ единодушно убеждены в вашей виновности, какая же может быть у вас надежда на оправдательный приговор? Никакой, могу вас уверить. Ни один русский суд присяжных вас не оправдает.

– Да, но, – мастер с трудом перевел дух, – еще вопрос, чего стоят такие свидетельства.

– Я в них не сомневаюсь. Вы можете предъявить нечто более убедительное?

– А если какая-то антисемитская группа совершила убийство, чтобы бросить подозрение на евреев?

Грубешов стукнул по столу кулаком.

– Гнусные еврейские штучки! Это только еврей может додуматься – свалить собственное преступление на своих обвинителей. Вы, кажется, даже не знаете, что сами допустили – да что! – признали свою вину. – Он весь покрылся потом и сипло, со свистом дышал.

– Вину? – Якова охватил ужас. – Какую вину? Никакой я вины не допускал и не признавал.

– Вольно вам так думать, но у нас имеется отчет о неоднократных признаниях, сделанных вами во сне. Стражник Кожин заносил их в тетрадь, и старший надзиратель тоже слышал, стоя ночью под дверью. Из этих свидетельств с очевидностью проистекает, что совесть ваша обременена тяжелой заботой, что так легко понять. Крики, вздохи, вопли, даже слезы раскаяния. Очевидно, вы испытываете угрызения и жалеете о содеянном, потому я и беседую с вами так терпеливо.

Снова взгляд Якова скользнул к бумагам на столе.

– Можно мне глянуть на обвинение, ваше благородие?

– Мой вам совет, – сказал Грубешов, утирая шею платком, – подписать признание, где оговаривается, что вы совершили убийство против своей воли, под влиянием ваших еврейских фанатиков. Если вы это сделаете, как, впрочем, я уже вас уведомил во время последней нашей беседы, тотчас же и будет кое-что предпринято для вашей пользы.

– Мне не в чем признаваться. В чем я могу вам признаться? О своих несчастьях – вот о чем я вам могу рассказать. Я не могу признаться в убийстве Жени Голова.

– Слушайте, Бок, я с вами разговариваю ввиду ваших же интересов. Иначе положение ваше безнадежно. Признание повлекло бы не только вышеозначенный мною эффект. Ибо и ваших собратьев евреев оно бы спасло от расправы. Знаете ли вы, что во время вашего ареста Киев был на грани большого погрома? Лишь непредвиденный приезд государя для освящения нового памятника одному из его предков предотвратил такой ход событий. Во второй раз такого не случится, могу вас уверить. Подумайте, вы можете упустить серьезные выгоды. Я хочу устроить так, чтобы вы были отправлены в Подоловолошинск, что на австро-венгерской границе. Вы получите русский паспорт и средства на переезд в какую-нибудь страну за пределами Европы. Это Палестина, Америка, даже Австралия, если вам будет угодно туда отправиться. Советую вам более тщательно обдумать эти возможности. В противном же случае до конца жизни вы просидите в тюрьме, и в условиях куда менее благоприятных, чем те, какие сейчас вам предоставлены.

– Вы меня извините, но как тогда вы объясните царю, что отпустили человека, который сам признался в убийстве христианского мальчика?

– А уж это не ваша забота, – отрезал Грубешов.

Мастер ему не верил. Признание, он знал, обречет его навеки. Да он уже обречен.

– Смотритель сказал, вы мне дадите обвинение.

Грубешов брезгливо пробежал глазами верхний листок в пачке, сунул обратно.