Мастер

– Она, – сказала Минни, – личность, которой я безмерно восхищаюсь, та, с которой я больше всего на свете хотела бы познакомиться.

Грей посмотрел на нее вопросительно, даже подозрительно.

– Она понимает, – продолжила Минни, – характер великодушной женщины, а именно – женщины, которая верит в великодушие и остро чувствует, как трудно на практике… – она умолкла, задумавшись на мгновение, – ну, как претворять это в жизнь, проявлять это.

– Проявлять это? – переспросил Грей. – Что «это»?

– Великодушие, как я и сказала, – ответила Минни.

Еще она вручила Грею мартовский номер «Норт-Американ ревью», в котором был напечатан рассказ Генри под названием «История одного года». Она сообщила, что, хотя им с сестрами запретили читать предыдущий рассказ Генри, поскольку там, как им сказали, полно истинно французской порочности, этот новый рассказ был допущен к прочтению юными девицами. Все предыдущие дни Генри, новичок по части публикаций, ждал, что скажет Холмс о его рассказе. Он знал, что Холмс якобы сказал Уильяму, будто он уверен: мать из рассказа списана с его матери, а солдат – с него самого. И внезапно Уильям обзавелся новым интересным способом подтрунивать над Генри. Холмсы всем семейством, сказал он ему, пришли в ярость, а старый папаша Холмс даже собирался пожаловаться отцу Генри.

Позднее Уильям сознался, что выдумал все, кроме изначального замечания Холмса. Холмс ничего не сказал. Теперь Генри наблюдал, как Грей идет по саду с креслом в одной руке и «Норт-Американ ревью» – в другой, выискивая тенистое местечко, где можно было бы сесть и почитать рассказ. Генри нервничал, ожидая реакции Грея, однако ему было приятно, что о рассказе теперь можно упоминать. Он воображал, как Грей читает его придирчивым взглядом ветерана войны и находит, что в нем слишком мало военных действий и слишком много рассуждений о женщинах. Было трудно, почти невыносимо, сидя в другом кресле на некотором отдалении, наблюдать из этой точки сада за тем, как Джон погружается в чтение, как продолжает читать. Вскоре Генри не выдержал – с него было довольно – вскочил и предпринял долгую прогулку вплоть до самого ужина.

А когда все расселись за стол, Минни спросила:

– Итак, мистер Грей, что вы думаете о рассказе? Вы даже представить не можете, какой это восторг, когда у тебя кузен – писатель, это просто потрясающе!

Генри осознавал и терялся в догадках, понимает ли Минни, как подействовали ее слова на двух молодых людей, которые жертвовали своими жизнями за родину. Для них война была еще саднящей, незатянувшейся раной, и само их присутствие было напоминанием об их великих потерях и героизме. А Минни, без меры восторгаясь его рассказом, казалось, принижала важность того потрясающего – да, именно потрясающего факта, что с ними за одним столом сидят два солдата.

– Интересный, – только и сказал он и, похоже, больше не собирался продолжать эту тему.

– А нам всем он страшно понравился, мы очень гордимся Генри, – сказала Элли, сестра Минни.

– Если бы рассказ не был подписан его именем, я бы решил, что его сочинила женщина, но, возможно, таков был отчасти твой план.

Грей повернулся к Генри, однако тот смотрел на него и молчал.

– Он написал рассказ, а не план, – возразила Минни.

– Да, но когда размышляешь о войне, говоришь с теми, кто участвовал в ней, или даже просто читаешь о ней, то рассказы очевидцев, я уверен, куда более интересны, потому что правдивы и жизненны.

– Но этот рассказ не о войне, – сказала Минни. – Он о девичьем сердце.

– Да разве не довольно вам женских рассказов на эту тему? – спросил Грей, а Холмс закинул руки за голову и рассмеялся:

– Все не могут быть солдатами.

Разговоры между троими гостями и сестрами Темпл то и дело возвращались к войне. Поскольку на войне погибли брат девушек и их общий с Генри кузен – Гас Баркер, двум солдатам приходилось быть осмотрительными и не слишком радоваться тому, что они выжили, или похваляться храбростью. И тем не менее было трудно избежать обсуждения беспримерных подвигов или невероятного феномена раненых солдат на примере брата Генри Уилки, самого Холмса и Гаса Баркера, которые, только-только залечив раны, настояли на возвращении на передовую. Уилки и Холмс выжили, были ранены снова и снова поправились. А вот Гаса Баркера убил снайпер на реке Раппанок в Вирджинии двумя годами ранее – ему тогда едва исполнилось двадцать. Повисло тягостное молчание, когда было упомянуто его имя и место его гибели.

Генри встречался с ним в детстве – каждый раз на обратном пути семейства в Америку они заезжали к бабушке в Олбани, в ее доме они также встречались с Темплами. Потом они виделись в Ньюпорте. Стоило другим заговорить о Гасе, и Генри мысленно вернулся на пять лет назад, когда Гражданская война казалась невозможным кошмаром и семейство Джеймс возвратилось из Европы в Ньюпорт, чтобы Уильям мог изучать искусство.