Мастер

Было бы нечестно утверждать, что Минни неотвязно преследовала его все последующие годы. Скорее, это он не мог с ней расстаться. Он вызывал ее дух повсюду – и когда вернулся в родительский дом, и позднее, путешествуя по Франции и Италии. Под сенью величайших соборов ему являлось видение – хрупкое, элегантное и до чрезвычайности любознательное, готовое замирать в немом изумлении перед каждым произведением искусства, а затем пытаться подыскать слова, которые соответствовали бы моменту и позволили бы новой чувственной жизни укорениться и дать ростки.

Вскоре после ее смерти он написал рассказ «Попутчики», в котором Уильям, приехав из Германии в Италию, случайно встречает ее в Миланском соборе перед «Тайной вечерей» Леонардо. Он с наслаждением описывал ее белый зонтик с фиолетовой подкладкой, ощущение интеллектуального наслаждения, сквозившее в ее движениях, в голосе. Теперь, когда она была мертва, он мог управлять ее судьбой, предложив ей то, чего она страстно хотела, и продолжить драматический ход жизни, которая так жестоко оборвалась. Интересно, думал он, а с другими писателями, которые творили до него, такое случалось? Могли ли Готорн или Джордж Элиот воскрешать к жизни мертвых, трудясь денно и нощно, словно некроманты или алхимики, бросая вызов судьбе и всем неумолимым стихиям, чтобы воссоздать священную жизнь?

Он не мог перестать придумывать, как бы она жила, что бы она делала. В присутствии Алисы нельзя было упоминать о Минни, поскольку его сестра завидовала всему, что было у Минни при жизни: завидовала ее странной красоте, очарованию, уверенности в себе, глубокой серьезности, воздействию на мужчин. А позднее Алиса стала завидовать Минни, потому что Минни умерла.

А вот Уильяма рассуждения о Минни очень интересовали, и в процессе бесед они с Генри вместе пришли к выводу, что, останься Минни жива, она бы так и не решила, за кого ей выйти замуж, что ее выбор был бы слишком идеалистичным, или слишком импульсивным, или слишком неестественным. Они сошлись во мнении, что ее замужество было бы ошибкой, и казалось, что ее сложный организм понимал это, знал, что ее будущее умной женщины без гроша за душой стало бы, увы, неразрешимой проблемой. Братья чувствовали, что на каком-то уровне – на большинстве уровней – узкая жизнь не оставляла для нее места. Вся ее повадка, ее характер, думал Генри, будто указывали на то, насколько ничтожной по сравнению с ее прошлым могла оказаться дальнейшая жизнь Минни.

Он часто воображал ее замужем за Греем, Холмсом или Уильямом, каким унижением был бы для нее брак – битвой, которую она проиграла бы. В «Бедном Ричарде» он отправил ее в Европу, где она так и не вышла замуж. В «Дейзи Миллер», где он так ярко описал ее дерзость, отвагу, пренебрежение к условностям, она умерла в Риме. В «Попутчиках» он сочинил для нее брак в театральных декорациях Италии, где она встречается с супругом. Он не мог допустить, чтобы она погрязла в рутине, в обыденности, омраченной присутствием скучного, невзрачного мужа.

Во время чтения «Даниэля Деронды»[27]

ему пришла в голову мысль, которая никогда не посещала его прежде, – трагическая вероятность того, что энергичная, одаренная женщина может погибнуть в удушающих рамках супружества. Так совпало, что в это же самое время он читал троллоповского «Финеаса Финна», главным образом в качестве снотворного, и там его тоже поразил брак леди Лоры Кеннеди и тот откровенный интерес, который вызывал такой союз у читателя, чьи симпатии были на стороне яркой, храброй героини, столкнувшейся лицом к лицу со своей судьбой и иллюзией свободы.

Он взялся за работу. К тому времени он прожил в Англии уже несколько лет и чувствовал, что более ясно видит Америку, и ему больше всего на свете хотелось воплотить в жизнь дух американки – молодой и свободной, готовой к жизни и уверенной только в своей безмерной открытости другим людям, новым ощущениям и опыту. Было совсем нетрудно поместить эту юную женщину в дом его бабушки в Олбани – тесные, старомодные комнаты, из которых богатая и властная миссис Тачетт могла вызволить Изабель Арчер и отправить ее в Англию, столь вожделенную для многих его героинь. В Англии он легко окружил бы ее все тем же старым добрым, тщательно выписанным трио поклонников: прямолинейного и серьезного, более мягкого и аристократичного и третьего – того, кто стал бы ее другом и очарованным исследователем ее судьбы, слишком неказистого, или слабого здоровьем, или слишком ироничного, чтобы стать ее возлюбленным.