Песня была мне незнакома, но это было неважно, потому что пел паренек на чистом русском языке.
Я остановился у символической оградки. Пока я раздумывал, как бы подать ему знак, он уже сам сообразил, что к чему. Один быстрый взгляд, потом еще один — более пристальный. И парнишка снова уткнулся в работу.
— Мы незнакомы, мы незнакомы, — пропел он на тот же мотив, не поднимая головы и продолжая резать чурочку. — Встреча у речки напротив дома. Этой же ночью, как только стемнеет, и помешать нам никто не сумеет.
Такая вот игривая песенка. Разумеется, я пришел.
— Меня зовут Михаил Михайлович Говорков, — сказал паренек, не поворачивая головы. — Хотя, с учетом сложившихся обстоятельств, можно просто Михал Михалыч.
— Молодец, Михал Михалыч, — похвалил я, присаживаясь рядышком на теплый песок. — Отличный у тебя слух.
— Это не слух. — Белые зубы блеснули в темноте. — Это Дар.
— Вот как, — только и смог выдавить я.
— Совсем маленький, — тут же уточнил мой новый знакомый. — И Школу Одаренных я не заканчивал, так что пользы от моего Дара сейчас немного. Но его хватило, чтобы узнать земляка, — добавил он не без гордости. — Как тебя зовут?
— Владимир.
— Владимир… — он словно покатал мое имя на языке. — Вовка, значит. Ты из разведчиков, верно?
— Ты догадался или опять почувствовал?
— Догадался. Я тебя не помню. А поскольку память на лица у меня отличная, то это может значить только одно: ты нечасто бывал в городке.
— Так и есть, — подтвердил я.
— Кроме того ты жив и свободен, — продолжал Говорков. — Это значит, что в лесу ты не пропадешь. Я вот сбежать так и не рискнул.
— Что помешало? — поинтересовался я. — Боялся не прокормиться?
— Да нет, это как раз ерунда. Сам знаешь: тут манго и бананы прямо в лесу растут, как в Эдемском саду. Да только хищники здесь точно травку не щиплют. И был бы лес нормальный, а то — джунгли. Хотя, как видишь, мне тоже жаловаться не на что. Сыт и пьян. И даже приголублен.
— В каком смысле? — не понял я.
— В прямом. Супруге хозяйской понравился.
— А что хозяин?
— А у них тут с этим просто. Народу, сам видишь, немного. Нормальное обновление генофонда. Так что — не жалуюсь. Другим-то меньше повезло. Кто за оружие схватился, всех тогда перебили. Ты бы точно схватился, сразу видно. Так что тебе здорово повезло, что в ту ночь в городке не был.
— А что было? — спросил я.
— А что ты знаешь?
— Ничего. Ты — второй из колонистов, кого я встретил.
— А кто был первым?
— Ванда. Геолог.
— Ее помню, — кивнул Михал Михалыч. — Беленькая такая. Красивая. И где она сейчас?
— Умерла, — сухо произнес я. — Ее убил оборотень. Местные их Маххаим зовут.
— Черт! — В руках Говоркова хрустнула палочка. — Так они еще и оборотни?
— Что ты о них знаешь? — быстро спросил я.
— Достаточно, — буркнул Михал Михалыч. — Люди для них — как для нас куры. Что мы, что местные. Людоеды проклятые!
— Извини, но хотелось бы поподробнее.
— Это ты извини, Вовка. Потому что говорить мы об этом не будем.
— Почему?
— Потому что тебя там не было.
— Там?
— В городе нашем. Когда они пришли. Ты даже представить не можешь…
— Я многое могу представить, Михал Михалыч, — перебил я. — И я должен знать о наших врагах все.
— Враги! — Говорков махнул рукой. — Глупости говоришь. Это как курице с тигром враждовать. Как…
— Я не курица, — прервал я его. — Надеюсь, ты тоже. Рассказывай.
— Да нечего тут рассказывать. Спал я. Услышал шум, проснулся, сразу бросился к детям. А там уже — эти… Маххаим. Один на меня только глянул — как заряд из парализатора влепил. Всё онемело. Ничего не мог сделать. Даже умереть, только смотреть, как эти… едят.
Парнишку скрючило не на шутку. Дар у него точно был. Слабенький эмпат. И, как большинство эмпатов, чувствительный и ранимый. Понимаю, почему он не хотел вспоминать. Для такого вспомнить — будто снова пережить.
Надо помочь. Я положил руку парню на шею, сосредоточился…
Через минуту его отпустило. И он сумел более или менее внятно изложить, как погибла колония.
То, что видел сам, и то, что рассказывали другие уцелевшие. Какое-то время их всех держали вместе, и у выживших была возможность… обменяться впечатлениями.
О том, что эта Земля заселена, они узнали очень поздно. Месяца за полтора до трагедии.