— А та база, про которую вы рассказывали маркизу, почему она такая беззащитная?
— База ордена Ерров?
— Ну да.
— Я же объяснял… — не понял принц. — Ну, благородство, гуманизм и всякое такое та, та, та.
— Неужели в космосе нет пиратов?
— Да навалом пиратов и что?
— Неужели их остановят рассуждения о гуманизме и благородстве?
— Но это же база ордена Ерров.
— И что?
— А, вы же не знаете… Орден Ерров объединяет сильнейших боевых магов четырех галактик. Один раз пираты напали на транспорт, находившийся под их защитой… Больше в том секторе никто и никогда не видел ни одного пирата. Однажды на Елдыгее собралось два огромных флота, чтобы биться за власть над скоплением. Там были корабли размером с вашу Луну. Прилетел один катер с одним единственным Ерром. Он сказал, что очень сожалеет, но в этом скоплении сейчас работает исследовательская миссия Ерров, поэтому ни о каком сражении не может быть и речи. Оба флота построились и дружно покинули скопление борт о борт и очень быстро.
— Караул! — тихо сказал Сергей, оседая на пол. — Вы ничего не сказали маркизу об этих гуманистах. Немедленно спасайте корабль! Я думаю, что именно в эту минуту маркиз готовит десантные катера к абордажу станции.
Еще никогда Сергей не видел, как бледнеют призраки. И вообще таких белых Вируанийцев не видел ни разу. Высочество исчезло просто-таки со свистом. Кое-как Сергей продолжал работать. „Вот ведь захотел боевой артефакт, — думал он. — Пожалуйте: целый боевой дредноут“
И тут появилось двое аристократов. Могучий Вируаниец тащил щуплого маркиза впереди себя на вытянутой руке.
— И не подумаю оправдываться, — бубнил маркиз. — Словно вы сами, принц, никогда никого не грабили и не брали на абордаж. — Я полагаю, что у пиратов как морских, так и космических должны быть одинаковые законы.
Принц, молча и пристально глядя в лицо маркизу, кивнул.
— Я тебя повешу, — наконец сообщил он.
— Да полно вам, — рассмеялся маркиз, — меня и при жизни то шесть раз казнили, причем дважды сажали на кол, а теперь и вовсе…
Принц, держащий маркиза на вытянутой руке за шкирку, прищурился: — А если вас, маркиз, жахнуть дезинтегратором?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Содержащая воспоминания
Снаружи Дом был большой и добротно сделанный, но внутри являл собой просто образец хаоса. Огромный зал на первом этаже был заставлен большими деревянными столами, на которых лежали самые странные предметы, казалось бы, между собой не связанные. Здесь были стеклянные реторты, металлические сферы и античные амфоры. Кроме того, лежали кости, некоторые явно от человеческих скелетов. На большом круглом столе лежал совершенно ржавый меч в полтора человеческих роста и части доспехов, которые можно было одеть разве что на знаменитого циклопа Полифема, ставшего слепым после знакомства с Одиссеем, Каменная стена, из тщательно подогнанных друг к другу булыжников разной формы, перегораживала комнату, отрезая примерно треть помещения.
В этой стене было маленькое окошечко, в которое было вставлено толстенное стекло, выплавленное из хрусталя. Снаружи оно было искусственно закопчено. У этого странного окошка в глубоком кресле с подлокотниками сидел маленький человечек с пейсами и в ермолке, затянутый в костюм из коричневой кожи.
В дверь давно и сильно колотили, но человечек даже не оборачивался, прильнув к окошку, за которым все время что-то вспыхивало, жужжало и взрывалось. Наконец, грубая сила взяла верх, дверь вылетела и упала вовнутрь вместе с двумя высаживавшими ее воинами. Следом вошла группа монахов в серых рясах. Они крестились, с ужасом оглядывая комнату. Человечек даже не обернулся на шум, увлечённый созерцанием чего-то происходившего за окном, от которого исходил красный свет. Он что-то бормотал себе под нос, сердился и щелкал пальцами. Монахи были в явной растерянности и, видимо, просто не знали, что делать дальше.
— Ты ли еврей Исаак бар Леон? — наконец спросил старший из монахов.
— Вообще-то
— Нас это не радует, — сказал старший из монахов. — От имени святой матери, нашей католической церкви…
— Простите, я прослушал, что там с вашей матерью? — удивленно спросил Ассур.
— Приказываю тебе, еврей Исаак бар Леон, покаяться в своих грехах.
— Обязательно, — не оборачиваясь, пообещал Исаак, не переставая щелкать пальцами.
— И оставить свои богомерзкие…
— Это как посмотреть, как посмотреть, — сказал Исаак и пробормотал что— то, отчего за стенкой полыхнуло особенно сильно.
— Богомерзкие занятия, — продолжал монах, — и принять нашу веру.
— А чего, — отозвался Исаак, — конечно, приму. Чего было и двери ломать. Вон помню, до вас тоже приходили эти, ну как их, — он щелкнул пальцами, и за стеной что-то ужасно завыло. — В шлемах, эти, ну как их?
Монахи в ужасе смотрели в спину человечку.