Мастер оружейных дел

Вокруг площади появилось организованное оцепление, хотя и редкое, почти символическое: видимо, никто из местных и без этого сюда не стремился.

На зеленые камни брусчатки ступили осторожно, замешкавшись перед решающим шагом. В первый момент показалось, что ничего особенного тут нет и никогда не было. А вот потом…

Присутствие Праотца в Белом мире, в пещерах, ощущалось уютным теплом где-то внутри, глубоко под кожей. Оно дарило ощущение безопасности и чувство надежного плеча, на которое всегда можно опереться и к помощи которого не зазорно прибегнуть. Мы были рядом с ним как дети, а дети могут попросить помощи и совета старших даже тогда, когда способны справиться сами. Совета, напутствия, просто поддержки и вот этого самого ощущения, что ты не один.

Здешний обитатель ощущался прежде примерно так же. Кто-то взрослый, стоящий на расстоянии вытянутой руки. Не любящий заботливый отец, но и не равнодушный угрюмый чужак. К такому не обратишься по пустякам, чтобы поделиться тревогами, но в случае настоящей беды он непременно поддержит.

Сейчас отношение этой сущности ко мне и окружающим не изменилось, изменилось ее настроение — от сонного ожидания она перешла к настоящему фонтанированию энергией и бурной жажде деятельности, и теперь до ужаса напоминала Грая. Я в первое мгновение растерялся, не понимая, как маг мог не заметить настолько явной перемены или почему не предупредил нас, но в следующее мгновение сообразил: ему просто не позволили это увидеть.

Сущность выжидала. Или, вернее, ждала вполне определенного человека.

Вот только предпринять что-либо я не успел. Ойша, шедшая на полшага сзади, вдруг споткнулась на ровном месте и, издав невнятный булькающий звук, начала медленно оседать на землю. Я едва успел подхватить ее. Рядом растерянно воскликнул маг, и по нервам ударило ощущением близкой угрозы — Грай поднял какой-то сложный агрессивный щит из своего богатого арсенала. Впрочем, толку от этого уже не было: на губах оружейницы пузырилась кровавая пена, глаза закатились, а от камней под ногами потянуло ощущением глубокого удовлетворения и даже почти счастья, слегка разбавленного удивлением.

Не знаю, откуда пришло отчетливое осознание происходящего и понимание его возможных итогов; наверное, из глубин родовой памяти, из тех времен, когда Праотец еще оставался среди нас, а Белый мир был высокоразвитым и самодостаточным.

В определенном возрасте каждый юноша-талтар начинает ощущать неясный зов. Поначалу он проявляет себя легким беспокойством на границе сна и яви, потом — непонятным томлением внутри, а однажды приходит отчетливое ощущение: пора. Значит, где-то в Белом мире, совсем недалеко, появился его

зверь. Взяв лишь оружие и небольшой запас еды, юноша отправляется в снега, чтобы встретить свою судьбу.

Я не знаю, как и когда все это началось, кто это устроил и с какой целью, но талтар неразрывно связаны с горными котами. Это гораздо больше, чем просто обычай, и гораздо крепче, чем любая привычка. Наши души расколоты на части: одна половина живет внутри талтар, а вторая — ступает по снегу мягкими лапами белоснежного хищника.

Бой этот настолько честный, насколько вообще возможно: талхай против когтей и зубов, и лишь свои глаза и свои уши способны предупредить о приближении смерти. Тот, кто побеждает в схватке, забирает трофеи. Все — и плоть и душу. Поэтому матерые горные коты никогда не попадаются в силки и считаются на равнинах страшнейшими хищниками: они по-настоящему разумны, просто не видят необходимости как-то это кому-то демонстрировать.

Победив своего зверя, талтар может зваться мужчиной. Не только в моральном смысле, но и в физическом: до этого мы просто не способны заводить детей.

А женщина… выбирая себе мужчину, она соглашается принять часть его души. Брачные обеты таров тоже красиво говорят о духовном единении, о разделении жизни на двоих, вот только они лишь говорят, а мы действительно делимся частью себя. Окончательно и бесповоротно — мужчина принимает такое решение единственный раз в жизни, и второго шанса у него уже не будет, а вот женщина в любом случае остается жить. Она даже может сменить мужа — убив предыдущего. С точки зрения выживания вида самка гораздо ценнее, и талтар своими обычаями наглядно иллюстрируют незыблемость этого постулата.

Сейчас я точно знал, что происходит с Нойшарэ — отчасти благодаря наитию, отчасти… кажется, благодаря подсказке сущности, которая наблюдала за нами, воплотив в реальность то, о чем грезила несколько веков.

Оружейница помнила о заключенном в ратуше существе не из-за той кровной привязки и клятвы, о которой говорил Грай. Все это время род Л’Оттар связывал с этим существом крошечный осколок души. Наверное, он потерялся в момент ритуала или раньше, в момент кражи камня — вряд ли мы когда-то это узнаем. Потом кровная связь родителя и ребенка не дала ему исчезнуть, а потом… Эта капля передавалась от родителя к ребенку, изменяясь, трансформируясь, прорастая все глубже. Наверное, именно из-за нее в семье Л’Оттар из поколения в поколение рождалось лишь по одному наследнику.