Да, это был финал. Письмо адвоката сопровождалось копией решения суда о разводе. Она только недавно решила положить конец законной связи с мистером Фотлоком, чье имя она перестала носить пять лет назад, когда они расстались. Теперь она имела вещь, с которой не вполне знала, что делать. Ее дорогой Ренди, наверное, чертовски удивится. Надо будет придумать какой-нибудь невинный способ довести до него эту информацию. Ну, для этого еще будет время. Хотя надолго откладывать не стоит... Ее тридцатый день рождения висел, как черная туча над апрелем, а апрель через четыре месяца. Ладно... Она тронула губы помадой, сильнее напудрила родинку и закрыла "косметичку".
В столовой она увидела д-ра Бартельметца, сидевшего перед огромной горой яичницы, цепочек сосисок, тостов и полупустой бутылкой апельсинового сока. На спиртовке стояла кастрюля с кофе. Он слегка наклонился вперед и работал вилкой, как ветряная мельница лопастью.
- Доброе утро, - сказала Джил.
Он поднял глаза.
- Мисс Де Вилл... Джил... доброе утро. - Он кивнул на стул напротив себя. - Присоединяйтесь, пожалуйста.
Она села и сказала подошедшему официанту:
- Мне то же самое, но на 90% меньше. - И снова повернулась к Бартельметцу: - Вы видели сегодня Чарльза?
- Увы, нет, а я хотел продолжить нашу дискуссию, пока его мозг еще на ранней стадии пробуждения и, Значит, более уступчивый. К несчастью, он из тех, кто входит в день где-то в середине второго акта.
- А я обычно прихожу в антракте и спрашиваю краткое содержание, сказала Джил, - так что почему бы не продолжить дискуссию со мной? Я всегда уступчива, и мои скандхи в хорошем состоянии.
Глаза их встретились.
- Ага, - сказал он медленно, - так я и думал. Что ж - хорошо. Что вы знаете о работе Рендера?
- М-м-м... Он особый специалист в высокоспециальной области, мне трудно оценить некоторые вещи и говорить о них. Я хотела бы иногда заглядывать в мозг других людей, посмотреть, что они думают - обо МНЕ, конечно, но не думаю, чтобы я оставалась там надолго. Особенно - она шутливо поежилась - в чьем-то мозгу с проблемами. Наверное, я либо слишком сочувствовала бы, либо боялась, либо еще что-нибудь, и тогда, в соответствии с прочитанным, возникло бы нечто вроде симпатической магии, и это могло бы стать МОИМИ проблемами. Но у Чарльза проблем не бывает, во всяком случае, он никогда не говорил мне об этом. Но позднее я задумалась. Эта слепая девушка и ее собака-поводырь, кажется, слишком сильно занимают его.
- Собака-поводырь?
- Да, собака, служащая ей глазами, одна из хирургических мутантов.
- Как интересно... Вы когда-нибудь встречались с этой женщиной?
- Никогда.
- Так. - Он задумался. - Иногда врач сталкивается с пациентом, чьи проблемы так родственны его собственным, что сеанс становится чрезвычайно острым. Так всегда бывало со мной, когда я лечил коллегу-психиатра. Возможно, Чарльз видит в этой ситуации параллель чему-то, тревожащему его лично. Я не смотрел его личный анализ, не знаю всех путей его мозга, хотя он долгое время был моим учеником. Он всегда был замкнутым, о чем-то умалчивал; при случае мог быть весьма авторитетным. Что еще его занимает в последнее время?
- Как всегда, его сын Питер. Он переводил мальчика из школы в школу пять раз за пять лет. - Ей подали завтрак, и она придвинулась к столу. - И он читает обо все случаях самоубийства и без конца говорит о них.
- С какой целью?
Она пожала плечами и принялась за еду.
- Он никогда не упоминал - почему, - сказала он, снова взглянув на Бартельметца. - Может, он пишет что-нибудь...
Бартельметц покончил с яичницей и налил себе кофе.
- Вы боитесь этой его пациентки?
- Нет... Да, боюсь.
- Почему?
- Боюсь симпатической магии, - сказала она, слегка краснея.
- Под это определение может подходить очень многое.
- Это верно, - признала она. - Мы с вами объединились ради его благополучия и пришли к согласию в том, что именно представляет угрозу. Не могу ли я просить вас об одолжении?
- Можете.
- Поговорите с ним еще раз. Убедите его бросить это дело.
Он смял салфетку.
- Я намерен это сделать после обеда. Я верю в ритуальную ценность спасительных побуждений. И сделать их надо.
Дорогой отец-идол,
Да, школа прекрасная, лодыжка моя заживает, и с моими одноклассниками у меня много общего. Нет, я не нуждаюсь в деньгах, питаюсь хорошо и не имею затруднений с новым учебным планом. О'кей?
Здание я не буду описывать, поскольку ты уже видел эту мрачную вещь. Землю не могу описать, потому что сейчас она под холодными белыми пластами. Бррр! Правда, меня восхищает искусство зимы, но я не разделяю твоего энтузиазма к противоположности лета, кроме как в рисунках или эмблеме на пачке мороженого.
Лодыжка ограничивает мою подвижность, а мой товарищ по комнате уезжает на уикэнды домой - то и другое является настоящим благословением, потому что у меня теперь удобный случай схватиться за чтение. Что я и делаю.
Питер.