Мастер войны

И Яр, вместо того чтобы выехать к армии, решил бежать в горы, куда и стягивал теперь свои последние резервы. Ни армия владетеля Нагума, состоявшая из наемников-убру, ни тем более гвардия Льва Скомороха не были достаточно сильны, чтобы бросить их против Хиша сейчас, но в будущем они могли стать ядром новой армии императора, с которой Евгений и предполагал, по-видимому, отстроить свою державу заново. Когда-нибудь потом. А пока навстречу Венедикту Хишу Яр посылал Карла – затем, чтобы победа досталась гаросскому коннетаблю дорогой ценой. А там, глядишь, наступит осенняя распутица и зима закроет дороги, а император получит свой шанс «все исправить».

Все это было логично. Ход рассуждений императора казался безупречным, но выводы, как понял слушавший Евгения Карл, Яр сделал неверные. Он высоко ценил Карла, иначе не посылал бы его теперь в Гайду, но, видимо, все же недооценил.

Я выиграю эту кампанию, – решил Карл, хотя возможностей для этого пока не видел. Однако стратегический рисунок, сложившийся в его воображении при виде больных глаз императора, сулил Карлу задачу неимоверной сложности и красоты.

На следующий день он выехал в Гайду.

6

Это было необычное путешествие, случившееся по странному стечению обстоятельств и оказавшееся совсем не тем, что предполагал Карл, отправляясь в путь. Он собирался заглянуть ненадолго в южное крыло, найти кое-какие свои старые рисунки, может быть, еще что-то и уйти восвояси. Однако нежданно-негаданно прогулка по пустым пыльным залам отеля ди Руже превратилась в путешествие в его собственное прошлое, обретавшее здесь и сейчас почти физическую реальность. Карл оказался среди вещей, принадлежавших ему когда-то давно и так же давно переставших быть его собственностью, но неожиданно вернувшихся к нему по прихоти властной и изменчивой Хозяйки Судьбы.

Он выезжал тогда из Номоны в неизвестность, и, как много раз до и после этого, в то время его больше интересовало настоящее, чем прошлое и уж тем более будущее, которое еще только предстояло создать. Сорок три года назад Карл бросил все эти вещи и ни тогда, ни позже, в уже состоявшемся будущем, не сожалел о потере и не возвращался жадной памятью вспять. И вот они, эти вещи – без какого-либо усилия с его стороны – вернулись к нему и находились теперь во дворце, который он тоже однажды – тридцать лет назад – покинул с таким же точно равнодушием, с каким оставил за спиной свой обоз. Покинутые вещи лежали в покинутом доме, и неожиданно для самого себя Карл задумался над тем, кто, в конце концов, вернулся и к кому? Вещи ли вернулись к своему хозяину или он к ним? Возможно, правильными были обе точки зрения. Вещи вернулись к нему и вернули часть его собственной жизни, превратившейся волей времени и пространства в прошлое. Но зато в присутствии своего человека вещи обрели смысл своего существования и свою истинную ценность.

7

Картографический кабинет находился почти посередине длинной анфилады залов, составлявшей ось южного крыла. На стенах зала с вызывающей восхищение точностью были воспроизведены карты из атласа Брена, а потолок открывал взору звездное небо в день зимнего солнцеворота, каким его можно было увидеть в Приморье и каким запечатлел его двести пятьдесят лет назад великий Теодор Брен. Случайно или нет, но кожаные тубусы с большими полотнами коллекции Карла и с его картами были сложены именно в этом помещении.

Карл остановился около стоящего как раз посередине зала огромного бронзового глобуса работы Леонарда Свана и посмотрел на большую карту ойкумены, находившуюся напротив окон. Однако даже его глаза с трудом могли рассмотреть все детали сложного цветного рисунка в царившей здесь многие годы мгле. Тем не менее желание увидеть подробности оказалось настолько сильным – даже несмотря на то что Карл великолепно помнил эту карту, – что он вернулся к окнам и просто сорвал тяжелые портьеры, закрывавшие их, заодно обрушив и карнизы из золоченого кедра. Свет дня хлынул в зал, и, обернувшись, Карл увидел «Генеральный План Обитаемого Мира в проекции Нестора Ширка» во всем его неутраченном великолепии. Краски за прошедшие тридцать лет ничуть не потускнели, и золото не поблекло и не осыпалось. По-прежнему голубые линии рек тянулись от бронзовых массивов горных цепей к темной сини Великого океана через равнины и плоскогорья, долины и низины, расцвеченные восемнадцатью оттенками зеленого. Золотые и серебряные города, карминные нити дорог и трактов, ультрамарин озер и заливов, темная зелень лесов…