Мастера детектива. Выпуск 12

Больше всего забот эта история доставила опять–таки Великому Маспи. Снимать пояс с драгоценностями итальянца он не решался и с каждым часом все тревожнее обдумывал проблему, как принести все это в полицию, не навлекая на себя подозрений в убийстве Ланчано. Не говоря уж о том, что, если его вдруг арестуют под тем или иным предлогом и обнаружат пояс, на будущем можно ставить крест.

Спасение неожиданно явилось к Элуа в образе Тони Салисето. С тех пор как исчезли его подручные, корсиканец маялся, как грешная душа. Ему так хотелось кому–то выплакаться, что обрадовала даже встреча с Маспи. Каид предложил ему выпить. И вот, когда Тони стал вспоминать Боканьяно, Элуа вдруг посетило озарение.

— Славный был малый этот Луи… и преданный… верный как пес… Эх, и зачем твой папаша прихватил с собой ружье?.. Надо ж было пристрелить моего единственного друга… Заметь, я на старика не в обиде, но все же… Разве это достойная смерть для Луи? Он заслуживал лучшего…

— Гильотины?

— Не шути над мертвыми, Маспи! Это не принесет тебе счастья!

— Боканьяно жил вместе с тобой?

— Нет… снимал комнату на улице Мариньян, в доме двести пятьдесят четыре… Но вообще–то ходил туда не часто… Так, пристанище, где можно отдохнуть часок–другой…

— А родственники у него есть?

— Нет… по сути дела, я был его единственным родичем…

Хозяйка дома, у которой снимал комнату Боканьяно, встретила Великого Маспи не слишком любезно.

— Вы ему родня?

— Да, двоюродный брат, приехал прямиком из Аяччо. Луи заплатил вам за комнату?

— Да, до следующей недели, так что вам надо бы забрать оттуда барахло…

Элуа вытащил несколько тысячефранковых банкнот.

— Это вам за беспокойство.

Домовладелица тут же заулыбалась и рассыпалась в благодарностях.

— Ах, как приятно встретить понимающего человека…

— Вы позволите мне заглянуть в комнату? Очень хочется взглянуть, как жил мой бедняга кузен…

Женщина хотела проводить Элуа, но он вежливо отказался, скорчив печальную мину.

— Нет, мне надо побыть одному и собраться с мыслями… мы ведь вместе росли…

Хозяйка отступила, растроганная видимым волнением гостя.

— Я… я понимаю вас. Простите…

Маспи недолго пробыл в комнате корсиканца. Вниз он вернулся с легкой душой, но напустил на себя скорбную задумчивость человека, которому только что довелось размышлять о смерти и бренности человеческого существования.

— Бедный Луи… — вздохнул он. — В глубине души он был не таким уж дурным…

Чужое волнение заразительно, и женщина охотно согласилась:

— О да, несомненно!

— Стоит поглядеть на вас, мадам, и послушать — сразу ясно, что вы хорошо знаете жизнь…

Она попыталась гордо выставить вперед то, что и в лучшие времена не отличалось пышностью, и глубоко вздохнула, показывая всю меру своей усталости от вечных столкновений с самыми разнообразными проявлениями порока.

— Что верно — то верно… Мало кто столько всего повидал…

— Вряд ли я открою вам секрет, сказав, что мой несчастный кузен имел довольно своеобразные представления о том, что мы с вами называем порядочностью?

Женщина стыдливо потупила глаза.

— Да, я я впрямь кое–что слышала… И потом, хак он умер? Разве это достойная смерть для приличного человека, а?

— Увы!.. К несчастью, я на государственной службе… И мне бы очень не хотелось, чтобы кто–то проведал о моем родстве с Луи Боканьяно… на работе таких вещей не любят… Поэтому, если сюда придет полиция, очень прошу вас, сделайте такую любезность — не говорите им, что я сюда заглядывал. Хорошо?

Несколько новых банкнот окончательно усыпили возможные сомнения хозяйки. Провожая Маспи, она поклялась всеми своими предками, а также обитателями небесной тверди, что скорее позволит разрубить себя на кусочки, чем причинит хоть малейшие неприятности такому любезному и щедрому господину.

Возвращаясь на улицу Лонг–дэ–Капюсэн, Элуа был очень доволен собой: теперь, избавившись от изрядной тяжести как в прямом, так и в переносном смысле слова, он явно повеселел. Но дома Великий Маспи застал Пэмпренетту. Селестина утешала ее, как могла. Не успел муж закрыть за собой дверь, мадам Маспи крикнула:

— Дьедоннэ исчез!

Элуа с непроницаемым видом человека, давно привыкшего к любым передрягам, стал расспрашивать о подробностях, а потом тоже постарался облегчить горе Пэмпренетты, уверив, что ее отец достаточно стар и хорошо знает, что делает. Наконец пришел Бруно. Он сразу понял, что лучший способ отвлечь девушку от печальных мыслей — обнять ее покрепче. Селестина приготовила всем аперитив, и Великий Маспи, воспользовавшись небольшой паузой в разговоре, небрежно бросил:

— А как насчет всех этих убийств? Вы там у себя в полиции уже разобрались, что к чему?

Бруно с довольно жалким видом пришлось признаться, что, как и его коллега Ратьер, он по–прежнему топчется на месте. И это, разумеется, сильно влияет на настроение дивизионного комиссара…

— Ну, я–то не полицейский, и все же… — не глядя на сына, заметил Элуа.

— Все же — что?

— По–моему, вы… как бы это сказать?.. Короче, ищете не там, где надо.

— А ты мог бы предложить что–нибудь получше?