— Не обязательно. Скорее, напротив. У них, вероятно, не будет никаких доказательств, одни подозрения. А наши друзья-англичане, как известно, весьма щепетильны насчет своих пресловутых «гражданских свобод». Боюсь, они его разыщут, снимут показания, а затем отпустят за отсутствием улик.
— Конечно, полковник прав, — вмешался Сен-Клер. — Британскую полицию вывел на него слепой случай. Они ведут себя как последние идиоты, у них еще и не такие разгуливают на свободе. Следовало бы поручить отделу полковника Роллана обезвредить этого Калтропа раз и навсегда.
Министр заметил, что все это время комиссар Лебель оставался молчалив и серьезен.
— А вы, комиссар, что скажете? Вы согласны с полковником Ролланом, что в настоящий момент Калтроп разбирает и прячет или же уничтожает снаряжение и бумаги?
Лебель посмотрел на два ряда напряженных лиц по обе стороны стола.
— Надеюсь, — произнес он тихо, — что полковник прав. Но боюсь, что он ошибается.
— Почему? — Вопрос прозвучал, как выстрел.
— Потому что, — мягко ответил Лебель, — Калтроп мог и не отменять операцию. Сообщение Родена до него могло и не дойти или же дошло, но он все равно решил идти до конца.
Тут-то Лебеля и вызвали к телефону. На сей раз он отсутствовал двадцать с лишним минут, а когда вернулся, то проговорил еще десять перед затаившим дыхание обществом.
— Что предпримем теперь? — спросил министр, когда комиссар закончил. Не торопясь, со свойственным ему спокойствием Лебель начал отдавать распоряжения, как генерал, разворачивающий вверенную ему армию, и никто из присутствующих, хотя все они были выше чином, не оспорил ни одного его слова.
— Итак, — подвел он итог, — все мы спокойно и без шумихи проведем общегосударственный розыск Калтропа — Дуггана. Тем временем британская полиция займется проверкой в кассах авиакомпаний, на паромах через Ла-Манш и так далее. Если они первыми обнаружат его, то сами арестуют или сообщат нам, если он выехал. Если мы обнаружим его во Франции, мы его арестуем. Если окажется, что он в какой-то третьей стране, мы можем либо подождать, пока он, ни о чем не подозревая, въедет сюда, и взять его на границе, либо… прибегнуть к другим мерам. Тогда мое дело будет сделано: преступник найден. Однако до этой минуты, господа, я был бы вам очень обязан, если бы вы согласились работать так, как я укажу.
Вызов был такой откровенный, а самоуверенность — столь беспредельная, что возражений не последовало. Все просто кивнули. Промолчал даже Сен-Клер де Виллобан.
И лишь приехав домой в самом начале первого, он нашел слушателя, которому излил все свое бешенство: подумать только, этот коротышка, этот буржуйчик-полицейский оказался прав, а лучшие эксперты государства ошибались.
Он ничком лежал на постели, любовница слушала его с сочувствием и пониманием, одновременно массируя ему шею. И лишь перед самым рассветом, когда полковник крепко заснул, она смогла выскользнуть в прихожую и позвонить.
Главный инспектор Томас посмотрел на два различных ходатайства о паспорте и на две фотокарточки, разложенные на бюваре в круге света от настольной лампы.
— Прогоним еще раз, — приказал он старшему инспектору, сидевшему рядом. — Готов?
— Так точно.
— Калтроп: рост — пять футов одиннадцать дюймов. Верно?
— Так точно.
— Дугган: рост — шесть футов.
— Утолщенный каблук, сэр. Особые ботинки могут прибавить до двух с половиной дюймов роста. Коротышки на подмостках сплошь и рядом пользуются этим из тщеславия. К тому же, когда смотрят в паспорт, на ноги не глядят.
— Хорошо, — согласился Томас, — ботинки на утолщенном каблуке. Калтроп: цвет волос — шатен. Это еще ничего не значит: цвет может иметь разные оттенки, от светлого до темно-каштанового. Судя по карточке, должен быть темно-каштановый. У Дуггана тоже отмечено: шатен. Но он похож на светлого шатена.
— Совершенно верно, сэр. Но на фотографиях волосы обычно выходят темнее. Все зависит от освещения и где стоит лампа, ну, и так далее. Опять же он мог окрасить их посветлее, чтобы стать Дугганом.
— Хорошо, допустим. Калтроп: цвет глаз — карие, Дугган: цвет глаз — серые.
— Контактные линзы, сэр, проще простого.
— Прекрасно. Калтропу тридцать семь. Дуггану в апреле исполнится тридцать четыре.
— Пришлось помолодеть, — объяснил инспектор, — ведь настоящий-то Дугган, мальчонка, что умер двух с половиной лет, родился в апреле 1929-го. Этого не переменишь. Но кому придет в голову подозревать тридцатисемилетнего, если в паспорте сказано, что ему тридцать четыре! Поверят паспорту.