Мастера и шедевры. Том 3

Конечно, насильно не следует приневоливать себя ни к чему, но дисциплина духа должна быть всегда на высоте. Ведь бывают моменты, особенно у таких молодых, как ты, когда беспечная мысль, что все успеется, завладевает человеком так сильно, что начинается беспорядочный разброс сил и туда, и сюда, и вообще впустую.

Лизавета Черняева.

Вот тут-то и должна быть стержнем поведения мысль, что работать надо систематически, никогда не отступая от планомерного упражнения в любимом деле.

Ведь никогда не придет в голову в какой-то момент взять да и бросить дышать, например. Впереди времени, мол, много, еще надышусь.

Так и эта работа.

Она должна быть ритмична и неустанна, как биение нашего сердца. Иногда послабже, иногда поинтенсивнее, но безостановочна, неусыпна — и тогда какая будет радость пожинать плоды умных и прекрасных трудов своих».

Думается, что эти мудрые слова обращены не только к одному Николаю. В них великое правило, если говорить прозой, мера, норма бытия для каждого истинного художника.

Труд, труд И еще раз труд!

Не менее весомо второе письмо, датированное маем 1947 года: «Ты вот пишешь несколько раздраженно о тех, кто не понимает лирики Чехова или Левитана и т. п.

Плюнь на это.

Наши ворота, корова, собака и т. д. ведь тоже ничего в этом не смыслят, и стоит ли на них за это рычать.

Не стоит игра свеч, тем более что вряд ли все перечисленные тобой субъекты персонально в этом виноваты, ты думаешь, что, пофыркивая на них, ты им или себе что-нибудь докажешь?

Нет.

Так сложилась у них судьба.

Алмаз, блистая бриллиантом в перстне, вряд ли имеет право поплевывать на алмаз, находящийся где-нибудь в глубине земли. Чем тот виноват, что его не вытащили на свет божий, не гранили, не вставили в кольцо?

Обстановка, жизненные условия — страшная вещь, сынок, и поэтому надо в жизни больше думать о том, как бы оправдать затраченные на нас силу и средства, любовь и внимание, непрестанно ускоряя свой шаг навстречу открывшейся твоему взору правде.

Людей этих, обездоленных и окорначенных жизнью, надо жалеть и помогать по силе возможности чего-нибудь понять из того, что еле-еле им брезжит.

Жатва.

Конечно, все это правда, что воображение и разумение их кургузо и часто смешно и нелепо, но, милый мой сынка, когда ты будешь много старше и опытнее в жизни, ты с горечью увидишь, что даже с большими данными познать истину и видеть красоту нелегко, не так-то много мы можем сделать для славы нашего искусства и знания.

Конечно, это очень хорошо, что тебе более понятна мати-пустыня, с которой ты ведешь наедине задушевные беседы. В этом счастье на всю жизнь.

Но в то же время не замыкайся с молодых лет в позе а ля Печорин или Базаров.

Нет ничего легче очерстветь сердцем, залезть в жесткую броню аристократического отщепенства и навеки потерять через это ту тончайшую отзывчивость сердца к малым людям, которая, как воздух, необходима истинному художнику и без которой человек просто невыносим».

«Познать истину и видеть красоту нелегко», — пишет Пластов сыну. И вот к тем людям, которые хотят понять лирику Чехова или Левитана, обращены глубоко философские полотна-метафоры художника, дающие обильную пищу уму и сердцу зрителя.

«Родник»…

Шумит ветер в густом ивняке. Гонит в высоком небе рваные облака. Рвет косынку, распушил тяжелые косы, шуршит в складках светлого ситцевого платья девушки, пришедшей по воду. Гонит рябь по темной воде.

Серебряной звонкой струйкой бежит студеная влага в подставленное ведро. Солнечные зайчики, продравшись сквозь заросли ивняка, сверкнули в устье желоба, рассыпались битыми алмазами в ведре и озарили стройную фигуру девушки.

Свежесть.

Чистота.

Победоносная босоногая юность властно чарует нас в этом холсте. Мы невольно вспоминаем далекие страницы нашей собственной жизни, и что-то светлое, радостное вопреки нашей воле посещает нашу душу.

Такова магия пластовской живописи.

Родник.

«Юность»…

С размаху, словно подкошенный, упал в густую траву парень. Устал. Только минуту назад, как безумный, он мчался наперегонки с веселым псом.

Жарко. Юноша сдернул рубаху, раскинулся, подмяв луговые цветы. Прикрыв рукой глаза, он глядит, как высоко в небе вьется вольная птица.

Зеленой стеной стоят рядом молодые хлеба. Летний легкий ветерок шевелит колосья, клонит их долу. Поет жаворонок.

Лето. Счастливая пора. Беззаботная юность. Пора созревания, надежд и мечты. В этом холсте с какой-то тоскливой пронзительностью чувствуешь невозвратность, бесценную мимолетность этой поры.

«Сенокос»…

Как в утренней капле росы, отражается весь радужный мир, пронизанный пением рожка, птичьим гомоном, мычанием коров, криком петуха, стрекотом далеко идущего трактора и голосом ветра, разгоняющего румяные облака на алеющем небосводе, так и в этой картине собрана вся радость нашей земли. Июнь.

Сенокос. Мы словно слышим, как звучит каждый цветок из этого тысячецветного букета и как звенят нежными аккордами сиреневые, голубые, лазоревые, бирюзовые, желтые, шафранные, пунцово-багряные, пурпурные и золотые кодеры.