Мастера и шедевры. Том 3

«Монументалист — звание высокое. Ведь вы создаете свои творения на века. Я пробовал себя в самых разных манерах — и в журнальной графике, и в живописи, и во фреске, и в мозаике и в скульптуре… Должен вам посоветовать, дорогие Леночки, — работайте, работайте и дерзайте.

А самое главное, принадлежите своему времени.

Что касается мастерской и моей работы в институте, это вопрос сложный, я подумаю.

Я ничего вам, девочки, обещать не могу».

Мы стояли уже у дверей, когда я вдруг спросила:

«Александр Александрович, вот вы написали девушку — «Юный конструктор». Кто она?»

Дейнека снова стал улыбчивым.

«Леночка, ведь таких девушек сейчас много. Вот, наверное, и вы скоро будете такими».

Он крепко пожал нам руки. Больше я никогда его не видела.

Ребята-студенты потом долго шутили над нами и посмеивались. Ведь наша миссия не увенчалась успехом.

Но все же школу Дейнеки мы получили, ведь к нам пришла вести курс Клавдия Александровна Тутеволь — ученица Александра Александровича.

Начался трудный путь, мы копировали Джотто, Венециано, Пьеро делла Франческа, Боттичелли. Резали сграффито, писали фрески, укладывали мозаику, учились готовить левкас. Много рисовали, писали натуру.

Я была влюблена в этюды Александра Иванова, мне помогли раскрыть мир Пьеро делла Франческа, Венецианов, Рябушкин, Петров-Водкин, Дейнека.

Судьба привела нас на родину Кустодиева, под Астрахань, и мы увидели во всей живописной красе юг России. Село Соленое Займище.

Старинное предание гласило, что у Крутого Яра, на котором стоит село, затонула баржа с солью и просолила волжскую воду.

В колхозе нас ждали. Ведь институт прислал нас по просьбе правления расписать Дворец культуры. Им надо было открыть его к пятидесятилетию Октября.

Но когда председатель увидел нас, признаться, он был разочарован: слишком юны мы были.

Портрет кинорежиссера Ф. Феллини.

Наверное, не хватало солидности. Но когда мы начали работать, то понемногу, не спеша началась и дружба. Мы жили в новом доме, который был приготовлен для молодоженов.

Они ждали, чтобы мы быстрее кончили роспись.

Нас было четверо. Осетин Арнольд Лолаев (которого в деревне все звали почему-то Ренолвдом — так, наверное, проще), белоруска Галя Синяк, перуанец — да, перуанец, не удивляйтесь — Лионель Анхель Веларде. Кстати, он исполнил огромную фреску «Латинская Америка борется» у нас, в Москве. Но вернемся на берега Волги.

Пять месяцев, с июня по октябрь, мы работали не покладая рук. Сдали работу раньше срока и уехали в Москву.

Жалею, что я не была на торжестве открытия, но верю, что наша скромная работа принесла людям радость. Для меня и моих товарищей по бригаде это была школа.

Мы близко увидели Волгу, село, колхозников, сдружились, сроднились с ними. Я никогда не забуду славных волжан. Им посвящены мои три композиции «Тетя Шура», «Волжане» и «Банный день тети Маши»…

«Тетя Шура».

За столом, покрытым белой скатертью, собрались пить чай баба Шура и две внучки. Шумит самовар, оседланный расписным, цветастым чайником.

Бабуся неспешно пьет чай, младшая внучка Галя в оранжевом пестром платьице уплетает астраханский красномясый с малахитовой коркой арбуз.

Старшая внучка Тоня завороженно слушает бабушкины рассказы. За окном виден причал Соленого Займища. Черные востроносые рыбачьи лодки. А дальше необъятная серебряная от солнца Волга и, как муха в молоке, — малыш буксир.

На лавке сидит ухоженный хозяйский кот, воспитанный, вскормленный на волжской рыбке. Он глядит в упор на художницу, видно, ждет часа, когда Арнольд сделает душистый шашлык из барашка и угостит его.

«Волжане».

На этом небольшом холсте изображены те самые молодожены, в будущем доме которых жила бригада художников…

Открытые, добрые лица. Особый, волжский, напоенный ветром и солнцем легкий золотистый загар лиц, и поэтому так своеобразно глядятся выгоревшие русые волосы, поэтому так мягко отражается небо в ясных глазах молодых.

Лето. 1982.

Художница взяла фигуры крупно. Форма живописи обобщенна, монументальна. Живописец не скрывает своей любви к этой красивой и славной паре.

Широко написан фон картины-портрета: село на Крутом Яру и простор великой русской реки.

«Банный день тети Маши».

Соленое Займище. Деревянные избы, украшенные затейливой резьбою. Узорчатые, кружевные наличники окон. Резные солнца на фасадах домов.

На скамеечках у изб чинно беседуют старухи. По стенам сараев развешана и вялится серебряная волжская рыбка.

На переднем плане — тетя Маша. Величественная, распаренная, в белом платке. На полном плече ее вышитое полотенце.

Не спеша, с чувством заплетает она тугие дочкины косы, еще влажные после бани.

Неспешным, но каким-то очень основательным и устойчивым укладом пронизан этот своеобразный холст. Московская художница откровенно восхищается пластикой этих детей Волги — сильных и наполненных неистребимым жизнелюбием.

В этих полотнах впервые Елена Романова заявляет о себе как недюжинный живописец и рисовальщик, способный не только отражать красоту внешнего мира, но и проникать в сложный духовный мир полюбившихся ей людей.