Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить

Американские СМИ увидели в этом бракосочетании счастливую концовку растиражированной ими саги о Мастерсе и Джонсон. Хотя некоторые авторы замечали, что эта церемония была уже второй для Билла и третьей для Джини, общий тон сообщений был гимном всепобеждающей любви. Билл и Джини (в особенности Джини) смирились с назначенными им ролями. «Без него мне не было покоя, – изливала душу Джонсон в интервью «Вашингтон Пост». – Единственное, о чем я жалею – это что мы не нашли друг друга раньше».

В клинике Джини уже добилась формального равенства, но брак с Биллом не оставил никаких сомнений в прочности ее положения. Прежде она в основном помалкивала или эхом повторяла замечания Билла; теперь же она свободно выражала свою точку зрения как полноправный второй руководитель.

«Я знаю, почему вышла за Мастерса – чтобы сохранить индивидуальность и прочие качества марки «Мастерс и Джонсон», – позднее утверждала Джини. Какая бы страсть ни объединяла их прежде, теперь она впала в летаргическую спячку. Вскоре после свадьбы Билл рассказывал одному репортеру о радостях «просто объятий» в постели после трудного дня. А Джини заявляла, что «концепция сексуальности только как «пениса во влагалище» – абсолютно викторианская, и это тошнотворно».

Во имя спасения американского брака Билл Мастерс разрушил свой собственный. Он бросил Либби, жену, с которой прожил 29 лет, одну в их старом доме в Лейдью, как раз в тот момент, когда оттуда выпорхнули их повзрослевшие дети. Билл редко демонстрировал какие-либо угрызения совести, как будто научная миссия оправдывала его поступки. Тем, кто подъезжал к нему с расспросами, он демонстрировал жесткий подход и говорил о себе скупыми, безжалостными словами, признавая, что «был не слишком хорошим отцом», да и мужем тоже.

Билл, который предпочитал допоздна оставаться на работе или сидеть по выходным дома перед телевизором, с презрением относился к желанию Джини войти в местное светское общество. Старые друзья по Лейдью и кантри-клубу вычеркнули его из своих рядов из-за того, что произошло между ним и Либби. «Я не умею вести себя с людьми, – признавался он. – У меня не так уж много друзей. Моя личность не из тех, к кому тянутся люди». Джини могла лишь соглашаться с этим. «Билл терпит людей, – поясняла она, – и ничего больше».

Для Билла брачный контракт с Джини был таким же рядом компромиссов, как и для нее. Годы спустя их бывшая коллега Джуди Сейфер спросила его:

– В какой момент ты понял, что ваш брак не сложится?

– Когда шел к алтарю, – напрямик ответил он.

– Тогда зачем же ты это сделал? – удивилась она.

– Я не знал, что еще мне сделать, – пожал плечами Билл. – К тому же это было удобно.

Мир обращался к Мастерсу и Джонсон, прося их объяснить тайны секса и показать, как разговаривать на языке любви. Но когда Билла Мастерса спрашивали, что такое настоящая любовь, он признавался, что понятия об этом не имеет.

Фаза четвертая

Мастерс и Джонсон в новостной программе «Встреча с прессой»

Глава двадцать восьмая

Феминистское движение

«В годы между «эмансипацией» женщин, отвоеванной феминистками, и сексуальной контрреволюцией «загадочной женственности» американки наслаждались ростом сексуального оргазма. Самое большое удовольствие от него получали образованные женщины, активно участвовавшие в жизни мира за пределами своего дома».

Бетти Фридан, «Загадочная женственность»

На вечеринке-сюрпризе, устроенной для Дорис Макки в честь ее помолвки, подруги и коллеги ждали прибытия почетной гостьи. Женщины из клиники Мастерса и Джонсон собрались поздравить Макки, дружелюбную, добросовестную секретаршу. Роуз Боярски, новый терапевт, проводила эту вечеринку у себя дома и пригласила всех коллег, включая начальницу Вирджинию Джонсон.

В условиях сексуальной революции 1970-х сотрудницы Мастерса и Джонсон были в первых рядах нарождавшегося движения за освобождение женщин. Феминистки радовались их открытиям, объявляющим, что женщины не менее сексуальны, чем любой мужчина, и имеют право на равные свободы и равные права в культуре, где доминировали мужчины. Телевидение, газеты и журналы, отражавшие эти стремительные социальные перемены, приписывали Мастерсу и Джонсон честь привнесения сексуальной революции в повседневную жизнь американцев.

Когда Дорис вошла в сад со своим нареченным, все зааплодировали и подняли бокалы. Говард, ее будущий муж, вспоминал игривую атмосферу вечеринки, которая напоминала холостяцкий мальчишник. В особенности ему запомнилось, что на буфетном столе стоял чудесный букет цветов, а в его центре красовался пластиковый пенис, к которому прикрепляли камеру при исследовании женского оргазма.