Мастерство Некрасова

время ураганов и гроз: «не время песни распевать». Было бы противоестественно, если бы новая грозовая эпоха не потребовала качественно новой поэзии. Пусть эта новая поэзия, по сравнению с пушкинской, будет «чужда красоте», Гражданин (то есть типичный человек шестидесятых годов) все же, по утверждению Некрасова, принимает ее к сердцу ближе, чем чьи бы то ни было другие стихи:

Но, признаюсь, твои стихиЖивее к сердцу принимаю.(II, 9)

Здесь опять-таки не столько полемика с Пушкиным, сколько противопоставление дворянской эпохи разночинским шестидесятым годам.

В третий раз Некрасов счел необходимым противопоставить свое творчество пушкинскому в той самой поэме «Несчастные», где, как уже было сказано, он по ритмике, по стилю, по звуку стиха более всего приближается к Пушкину. Там изображен Петербург, и с первых же строк Некрасов сравнивает свое восприятие самодержавной столицы с пушкинским.

Петербург в «Медном всаднике» строен, роскошен, горделив и прекрасен:

Люблю тебя, Петра творенье,Люблю твой строгий, стройный вид,Невы державное теченье,Береговой ее гранит,Твоих оград узор чугунный,Твоих задумчивых ночейПрозрачный сумрак, блеск безлунный...

Люблю воинственную живостьПотешных Марсовых полей,Пехотных ратей и конейОднообразную красивость.

Напомнив эти пушкинские строки, Некрасов заявляет вначале, что, очарованный ими, он отнюдь не собирается спорить с великим поэтом:

О город, город роковой!С певцом твоих громад красивых,Твоей ограды вековой,Твоих солдат, коней ретивыхИ всей потехи боевой,Плененный лирой сладкострунной,Не спорю я: прекрасен тыВ безмолвьи полночи безлунной,В движеньи гордой суеты!(II, 19)

Петербург, изображенный в «Несчастных», — это, так сказать, изнанка того парадного, величавого города, который изображен в «Медном всаднике». Изнанка, которой не видят, не знают «богатые, надменные, праздные» жители великолепных аристократических улиц и которая так близко знакома

...голодным, больным,Озабоченным, вечно трудящимся, —(II, 211)

тем, кого Некрасов называет «петербургскою голью». Еще юношей он на себе испытал, что, в сущности, есть два Петербурга:

Столица наша чуднаяБогата через край,Житье в ней нищим трудное,Миллионерам — рай, —(I. 175)

или, как выразился он тогда же в одной прозаической повести: есть в Петербурге «несчастливцы, которым нет места даже на чердаках и в подвалах, потому что есть счастливцы, которым тесны целые домы...» (VI, 262).

Глазами этих «голодных», «вечно трудящихся» он глядит на пышное великолепие столицы, воспетое в «Медном всаднике», и когда встречает здесь строку:

И блеск, и шум, и говор балов, —

откликается на нее такими стихами:

...Не в залах бальных,Где торжествует суета,В приютах нищеты печальныхБлуждает грустная мечта.(II, 20)

И той строке Пушкина, где говорится о здоровом румянце веселящихся столичных красавиц:

Девичьи лица ярче роз, —

он противопоставляет в своей поэме такие стихи:

Как будто появляться вредноПри полном водвореньи дняВсему, что зелено и бледно,Несчастно, голодно и бедно,Что ходит, голову склоня!(II, 21)

Подчеркиванием этих контрастов Некрасов стремился представить читателям картины Петербурга «вечно трудящихся» и тем самым указать на отличительную особенность своего собственного направления в поэзии. Конечно, полемика с Пушкиным здесь налицо, но нельзя же забывать, что в «Медном всаднике» представлен не только Петербург богачей — бальный, ликующий, парадный, торжественный. Там есть и другой Петербург — неприглядный, будничный:

Почти у самого залива —Забор некрашеный да иваИ ветхий домик; там оне,Вдова и дочь, его Параша,Его мечта...

И разве не созвучны с некрасовскими эти пушкинские строки о хмуром, ветреном, дождливом, ночном Петербурге: