Мастерство Некрасова

Роды мои как-то нежданно пришли,До города было далеко:Ни доктор, ни бабка поспеть не могли.Я помню, страдая жестоко,Я слышала ссору: отец мой кричал:«На кресле пускай остается,Трех наших детишек я так принимал.В походах. Роди — где придется.Здоровее будет ребенок!..» А матьТвердила: — Нет, нет, бога ради,Голубчик, положим ее на кровать!«Не надо, не надо кровати!»

Да няня моя догадалась найтиВ соседнем селе повитуху,Но та не решалась ко мне подойти...Я помню седую старуху:Все время мучительной пытки моейШептала она у иконы:«Владычица! будь ты помощницей ей!»И клала земные поклоны...(III, 442)

Это почти буквальный пересказ следующего отрывка из «Записок» Марии Волконской:

«Мои роды были очень тяжелы, без повивальной бабки (она приехала лишь на следующий день). Папа настаивал на том, чтобы я сидела в креслах, мама, со своей опытностью матери семейства, приказывала мне лечь в постель, боясь простуды. Они спорят, а я страдаю. Наконец, как всегда, воля мужчины одержала верх; меня поместили в большое кресло, где я и промучилась безо всякой медицинской помощи. Наш доктор находился у больного в 15-ти верстах от нас; пришла какая-то крестьянка, именовавшая себя повивальной бабкой, но, не смея приблизиться ко мне, она стояла в углу комнаты, молясь за меня».[192]

Несомненно, вся эта сцена в конце концов показалась Некрасову таким же излишеством, как и другие отрывки, которые мы приводили сейчас, ибо, не возвеличивая его героини, она, подобно вышеприведенным отрывкам, переводила поэму в план натуралистической повести, лишая ее того величаво-монументального стиля, который был организующей основой всех изображаемых в ней эпизодов.

При чтении подобных набросков, исключенных Некрасовым из окончательного текста поэмы, нельзя не вспомнить известного замечания Энгельса об одном романе английской писательницы Маргарет Гаркнесс: «Характеры у Вас достаточно типичны... но нельзя того же сказать об обстоятельствах, которые их окружают и заставляют их действовать».[193]

Если бы в поэме «Княгиня М. Н. Волконская» Некрасов сохранил все эти рассказы о родах, о покупке кибитки, об увезенных в Сибирь клавикордах, он тоже заставил бы «типичные характеры» действовать в нетипичных для них обстоятельствах.

Пытаясь избавить поэму от мелких подробностей, могущих повредить ее монументальному стилю, он счел нужным переработать первоначальные строки о времяпрепровождении своей героини в пути.

Строки эти были такие:

Совсем я закрыла кибитку мою,Не видела божьего света.Что делать? Стихи вспоминаю, пою,Забудешь словцо из куплетаИ думаешь, думаешь — время идет...(Рукопись Пушкинского дома)

С термином «куплет» было связано представление о песенках так называемого «легкого жанра», причем в данном случае это представление усиливалось пренебрежительно-фамильярным «словцом». «Словцо из куплета» не могло соответствовать величавости чувств и дум героини. Да и самая интонация последних двух строк была слишком близка к домашней мелкобытовой, разговорной, хотя необходимо отметить, что в данном случае в подлинных «Записках» Волконской такой интонации нет. Там сказано лаконично и сдержанно:

«Так я ехала 15 дней, — то пела, то читала стихи... Кибитка была закрыта».[194]

Поэтому в окончательной редакции этот отрывок читается так:

Совсем я закрыла кибитку мою —И темно, и страшная скука.Что делать? Стихи вспоминаю, пою,Когда-нибудь кончится мука!(III, 74-75)

Вот и еще пример того, как под влиянием стиля «Записок» Некрасов на первых порах наполнял первоначальную рукопись мелкими обыденными фактами, уводящими прочь от типического:

Собралась я скоро, я в Киев к родным

Не съездила даже проститься.Была уж весна, по разливам речнымПришлось черепахой тащиться.[195]

Конечно, он уничтожил эту мелкобытовую деталь и заменил ее такими строками:

И ясно сознала, что с мужем моимНедоброе что-то творится...(III, 53)

Близко следуя за стилем «Записок», он хотел было ввести даже такой, например, эпизод: