Мать Сумерек

Агравейн погрустнел. Заставлять Шиаду выбирать было горестно, и, наблюдая за её печалью, Агравейн испытывал тяжесть на сердце, будто он сам отнимает её от Лиадалы. Но вместе с тем, непозволительная в данный момент легкость невесомым пером свободы коснулась его сердца. Больше её с этим поганым друидом ничего не свяжет.

Нелла посмотрела на Шиаду прямо и твердо:

— Таково повеление, Вторая среди жриц. Твоя дочь отныне принадлежит Праматери Богов и людей.

— Богиня в каждом из нас, в сердце и разуме, на земле и на небе, — отозвалась жрица совсем пусто.

* * *

На следующее утро Шиада, стоя на берегу, снова, как совсем недавно, целовала маленькие девичьи ручки со слезами в глазах. Она не спала ночь напролет, и под глазами залегли темные круги печали. Всю ночь Агравейн, как мог, пытался утешить супругу: ловил, обнимая, когда она опять начинала безотчетно мерить шагами комнату, говорил теплые слова. Но у Шиады была лишь одна мысль на языке: Лиадале всего три. Она не просто откажется от кровной матери, как когда-то сама Шиада — она забудет её полностью.

Это осознание душило, как кольца самого сильного удава. Вселенский Змий, Достойный Сын Праматери Богов и людей, на заре времен заглотил собственный хвост, скрепив круг спирали, следуя по которой, люди раз за разом переживали одинаковые беды: сыновья за отцами, дочери за матерью. Сейчас, держа в ладонях маленькие холодные ручки ребенка, Шиада как никогда понимала, что единственные во всем Этане прямые потомки змеемудрой расы, жрицы и жрецы династии Сирин, Змеиные дети, Великому Змею и обещаны. И их участь, решенная без их выбора, в том, чтобы раз за разом возрождаться в этом кругу, между головой змия и его хвостом и славить Ту-что дала-Ему-Жизнь, а вместе с ним и целой вселенной.

— Я оставляю тебя в самых лучших руках, родная, — говорила Шиада, стараясь улыбаться.

— А как же ты, мама? Ты со мной не останешься?

Шиада качнула головой.

— Прости, я не могу, — она поцеловала девочку в лоб. — Помни, что здесь — твой самый настоящий дом. И чем больше ты будешь здесь, тем больше будешь его любить. Ты, наверное, не запомнишь, но постарайся: маме жаль, что она была с тобой так недолго.

— Но ты же еще приедешь? — спросила девочка, глядя красивыми янтарными глазками с чистого лица на прекрасную медновласую мать.

— Конечно! — горячо пообещала Шиада, встряхнув ручки дочери. — Я всегда буду приезжать. И даже когда тебя будет казаться, что меня нет рядом, знай, что я всегда с тобой. Если я буду тебе нужда, Лиадала, если только ты позовешь меня…

Шиада не договорила, прижав малютку к себе.

— Папа, — потянулась девочка к Агравейну, когда мать отпустила, и тот, с щемящим чувством в груди, подбросил ребенка на руки.

— Мы любим тебя, Лиадала. Мы обязательно приедем еще. Много-много раз, — пообещал Агравейн.

— Обещаешь? — спросила девочка.

— Обещаю, — улыбнулся богатырь. — Ты ведь еще узнала не все о великом герое по имени Железная Грива. А у меня в запасе полно историй о его приключениях!

Девочка заулыбалась широко-широко и радостно дернула отца за свисающую прядь вьющихся волос.

— Я буду ждать тебя.

— Ага, — он поставил ребенка на землю и вложил крохотную по сравнению с его собственно ладошку в руку Неллы Сирин.

— Я позабочусь о ней, а вы можете разделить свою печаль, утешаясь дочерью, которую обретете вскоре, — заверила храмовница. Агравейн кивнул: да, другого им не дано.

Шиада кратко обняла женщину одной рукой и почти незаметно чмокнула в щеку. Затем отстранилась, поглядела на наставницу и ладошку Лиадалы в руке храмовницы:

— Я и впрямь оставляю её в лучших руках, Нелла. Живи долго, о, почтенная, и пусть плоды трудов твоих возвеличивают могущество Ангората и славу Праматери во всех уголках Этана.

— Пусть! — одновременно проговорили Нелла, Агравейн и малютка Лиадала.

Шиада развернулась к лодке. Агравейн подал руку и помог забраться на борт. Весь путь до дома жрица даже не пыталась сдерживать слезы: предначертанное Праматерью всегда сбывается.

* * *

Танира билась в горячке. Металась по простыням, залитым кровью настолько, что теперь даже мысли не возникало, что когда-то они были белыми. Хватала воздух губами и задыхалась от ужаса надвигающегося конца.

— СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ! — ревел Таммуз, глядя на абсолютно бесполезных лекарей, суетящихся вокруг сестры.

— Мы делаем, что можем! — рявкнул в ответ главный из них.

— Ваше высочество, пойдемте отсюда, — Сафира попыталась увести Таммуза из спальни роженицы, но тот с силой толкнул старую жрицу, так что Сафира наверняка упала бы, не поймай её Салман.

— Таммуз, пожалуйста, — попросил царь Адани. Таммуз развернулся мгновенно и, отпихнув Сафиру снова, врезал зятю в челюсть.

— ЭТО ТЫ ВИНОВАТ! — в бессилии заорал Таммуз. — ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! А ТЕПЕРЬ СТОИШЬ ТУТ И ПРЕДЛАГАЕШЬ СДАТЬСЯ?!

— Брат, — Салман положил руки на кулаки Таммуза, сжимавшие царское одеяние на его груди. — Мы не поможем ей этим.

— Да мы ей вообще ничем не поможем! — сорвался Таммуз и зарыдал. Салман прикрыл глаза, но уже в следующий момент вздрогнул от выворачивающего душу женского крика.