Матабар. II

Так вышло, что я помог Якову (надеюсь для тебя не секрет, кто скрывался под личиной Лорда). Так вышло, что я научил его искусству, за что поплатился тем, что не смогу больше никогда и никого обучать таинствам Эан’Хане. Так вышло, что я создал из него сперва героя для всей Империи, а затем самую страшную из участей, из-за чего заплатил цену больше, чем кто-либо другой.

Так вышло, что я сперва убивал для него, а затем прикончил и его самого. Но слишком поздно. И чересчур напрасно.

Многие века я, засранец, провел в погоне за тем, что не имело значения. Ради тех, кто оказался безразличен ко всему.

Но — так вышло…

Мои руки в крови, засранец. И в день, когда ты родился, я всю ночь пытался отмыть их в реке, но, кажется, у меня не получилось.

Так вышло…

Большую часть моей жизни можно описать этими словами.

Так вышло…

Живи, засранец, так, чтобы, когда ты писал письмо своему правнуку, не сказать ему — « так вышло». Проживи так, чтобы с гордостью поднять на плечи уже своего мелкого засранца и, показывая ему Алькаду, рассказать, как слушать ветер, как говорить с лесами и как бежать среди птиц и барсов.

Люблю тебя всем моим черным, проклятым сердцем, маленький ты засранец.

Твой прадедушка… хотя длинно как-то.

Пусть будет просто:

Дедушка.

p.s. прости, что не смог сказать тебе этого лично, но… так вышло…'

Ардан несколько раз перечитал письмо и отложил в сторону. Он запрокинул голову, упирая затылок в край дивана, и вытянулся ногами по ковру, чуть ли не касаясь теми жалящих искр.

На потолке гуляли отсветы огня. Арди смотрел на них и ничего не видел. Взор застилали соленые слезы, не желавшие падать на щеки.

Такое короткое письмо. И столько боли и сожалений. И Ардана нисколько не заботили упомянутые прадедушкой… нет, действительно длинно… упомянутые дедушкой оговорки. Ни таинственный Николас, коим оказался Незнакомец; ни, тем более, сделки с Фае.

Дедушка не рассказал в письме почти ничего и этим сказал больше, чем мог любыми словами и рассказами. Дедушка не мог. Не мог говорить на темы, которые теперь так волновали Арди. А значит — что-то ему не давало.

Что-то…

Ардан поднял ладонь и вытер мокрые глаза.

Это не важно. Так незначительно. Он держал в руках первые слова, что дедушка сказал ему, но они, волей судьбы, стали последними. И теперь с Арди остались лишь выдуманные сказки, в которые старый Эан’Хане прятал отголоски искусства. А может, в какой-то момент, и просто полюбил их рассказывать непоседливому ребенку, вечно смотрящему за горизонт.

— Дедушка… — прошептал Арди. — Я тоже тебя люблю.

И его слова, сорвавшись с губ, подхватили искры и, сквозь дымоход, вместе с холодным ветром полетели в сторону родных гор.

А Ардан в этот момент уже вскрывал второй конверт. В нем, в отличии от дедушкиного, находилось куда больше листов, исписанных все тем же мелким и убористом почерком. Видимо — семейное.

' Здравствуй, сынок.

Сегодня я впервые стал отцом. И в тот момент, когда ты закричал от того, что зимний воздух порезал твои легкие; в тот момент, когда громко заплакал, хватаясь маленькими ручками за волосы мои и твоей матери, я понял что-то важное. Что-то очень важное. Но если спросишь меня что именно — сказать не смогу.