Матерый мент

– Полковник Лев Иванович Гуров, старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска МВД. – Он чувствовал себя немного на «чужой территории», не совсем представлял пока, в каком тоне вести разговор со жрецами науки, и поэтому представился максимально официально, смягчив такую откровенную казенщину улыбкой. – Это я вам по внутреннему сейчас звонил, а недавно – по городскому.

Женщина внимательно, пристально и без улыбки смотрела на Льва большими темно-карими глазами. Она была невысокой, с очень тонкой, как говорится, «осиной» талией и прекрасной осанкой, но впечатления миниатюрности отнюдь не производила. В разрезе ее глаз, в форме и посадке головы чувствовалось что-то неуловимо «иное», не русское, тревожное, как далекий отблеск огня в ночной степи. Проще говоря, женщина была очень красива.

– Кайгулова, Мариам Салмановна. – Она протянула Гурову узкую ладонь. Пальцы были тонкие, с коротко остриженными ногтями. – Это я с вами говорила сейчас, а недавно – по городскому, – женщина не то специально, не то бессознательно скопировала его последнюю фразу и наконец-то слегка, бледно улыбнулась. – А вы не похожи на милиционера!

– Это я так удачно маскируюсь, – Лев улыбнулся еще шире и осторожно пожал протянутую руку. – А милиционер в вашем представлении в одной руке держит пистолет, в другой наручники, а в зубах резиновую дубинку, да? И из всех карманов этого монстра торчат бланки протоколов?

– Ой, что вы! – Мариам чуть смутилась. – Просто… Мне не приходилось с милицией близко общаться, разве только участкового помню, еще в школе когда училась, в Уфе. Он нашу компанию с берега Белой гонял, боялся, что перетонем, – она как-то недоуменно посмотрела на Гурова. – Господи, да о чем это я? Вы извините, Лев Иванович. Я, как о смерти Деда узнала утром, до сих пор в себя не приду. В лабораторию поднимемся? Это на втором. Вы с кем поговорить-то хотите?

– Вот с вами, в частности, хочу. Так что в лабораторию мы пока подниматься не будем, это не убежит, зачем людям мешать. Давайте лучше вы мне покажете какой-нибудь тихий, укромный уголок, и мы с вами там немного побеседуем. Я постараюсь долго вам вопросами не надоедать.

– Тогда, – она ненадолго задумалась, – в «светлый дворик». Это вот сюда, по коридору направо. А с ученым секретарем, с директором вы уже говорили?

– Нет, не сподобился пока, – Гуров шел по неярко освещенному коридору за стройной фигуркой в белом халате, – может быть, позже… Мне ведь, Мариам, – Гуров заметил, что она кивнула, как бы подтверждая, что к ней можно обращаться по имени, – важнее с теми поговорить, кто с Александром Иосифовичем каждый день рядом был.

«Светлый дворик» оказался довольно обширным помещением под стеклянной крышей, половинки которой, расчерченные тонкой сеткой арматуры, благодаря какой-то хитрой механике, поднимались почти под прямым углом. Солнечные лучи и свежий сентябрьский воздух свободно вливались в замкнутое четырьмя светло-голубыми кафельными стенами пространство. Пол дворика был уставлен многочисленными кадками, ящиками, корытцами и прочими емкостями с различными экзотическими, никогда раньше Гуровым не виденными растениями. Он с трудом узнал в одном из плодов ананас, а в другом – вошедшую недавно в моду фейхоа. Лев улыбнулся, вспомнив, как неугомонный Крячко, угостив как-то раз его с Марией экзотическими плодами, ехидно приставал к ним с вопросом – как будет называться варенье, из этих плодов сваренное, и как по-русски будет звучать – роща… чего? В самом центре стоял стол для настольного тенниса с туго натянутой сеткой. Два молодых парня, один даже не сняв халата, азартно лупили ракетками по белому шарику.

– Вы не смотрите, что обед кончился уже, – Мариам перехватила несколько изумленный взгляд Гурова. – Это еще со времен академика Курсанова такая традиция пошла: если устал и есть охота размяться – приходи в любое время сюда и играй. – Она улыбнулась с явной гордостью за такие замечательные традиции и, посмотрев вверх, продолжила: – И крыши такой раздвижной нигде, кроме как у нас, в ИРК не увидите. На зиму или дождь она закрывается; я когда первый раз увидела, так прямо испугалась – ведь такая махина! А мы с вами пошли-ка вон туда, под латанию.

Они подошли к громадной кадушке, из которой поднимался как будто обросший длинными шерстяными нитями ствол пальмы. В тени ее крупных темно-зеленых листьев с причудливо вырезанными краями разместились два легких пластиковых столика и с десяток пластиковых же стульев садово-дачного образца. Рядом с каждым столиком, совершенно не сочетаясь с их легкомысленным видом, стояли две монументальные хромированные плевательницы, при одном взгляде на которые Гуров явственно ощутил тошнотворный зубоврачебный запах эфира и жутковатое жужжание бормашины.

– Это тут вместо пепельниц. Впечатляет, да? Если соберетесь с нашим старлабом Вацлавом Васильевичем Твардовским беседовать, – Мариам опять заметила в глазах симпатичного полковника милиции легкую оторопь, – поинтересуйтесь происхождением этой стоматологической роскоши, несколько минут смеха я вам обещаю!