Матисс

В эти годы Матисс ограничивается в своей живописи только самыми общими, грубо намеченными контурами. Не будучи в состоянии и не считая нужным тщательно разделывать детали, как это он делал в 20-х годах, он возвращается к широкой манере письма фовистского периода, и это наталкивает его на необходимость выявлять прежде всего самое главное.

Картина „Девушка в белом, сидящая в шезлонге“ (илл. 25) выглядит как подмалевок с бегло намеченным контуром и залитыми краской фоном и инкарнатом. Но в этой как бы недоговоренной картине сказано все то, что хотел сказать художник. В сущности, здесь больше поэтичности, чем в „Отдыхе танцовщицы” (илл. 35). Фигура отдыхающей в кресле, ее поза, ее изящество и покой обрисованы уверенно и точно. Можно даже догадаться о выражении ее лица. И вместе с тем, поскольку изящная фигура в белом бальном платье сливается с белым чехлом шезлонга и образует пирамиду на широком основании, в ней проглядывает нечто величавое. Цвет на этот раз не так вызывающе ярок, как обычно у Матисса. Красный ничего не изображает, он должен всего лишь оттенить белизну этого хрупкого, изящного создания. Желтая полоса на фоне повышает светозарность белого платья, обрисованного легкими контурами и сиреневыми тенями. Картину Матисса можно сравнить с подцвеченными сангиной рисунками Ватто.

В картине „Интерьер с черным папоротником” (илл. 39) по сравнению с серией „Две девушки за чтением” художник сделал еще один шаг в сторону освобождения живописи от повествовательности и этим поэтически обогатил образ, внес в него лирические нотки.

Картина вряд ли писалась прямо с натуры, хотя отправной точкой могло послужить художнику непосредственное впечатление. Он как бы вызывает в памяти и собирает воедино все те образы, которые привлекали его всю жизнь: цветы, плоды, полосатое кресло и в нем прекрасную пленницу интерьера, изящную женщину, и за ней высокое окно с пальмовыми ветками в пролете. Всем этим художник распоряжается с полной свободой, точно составляя благоухающий букет. Главным предметом картины оказался пышный куст с четко очерченными черным по желтому ветвями. На столике рядом с кустом нежно светятся желтые лимоны. Чуть наклоненный к нам зеленый столик занимает всю среднюю часть картины (характерная деталь: его ножка не могла быть закрыта, она как бы упирается в колено женщины). Преобладание черного куста в картине поддерживается тем, что из-за окна с ним „переговариваются” такие же черные ветви финиковой пальмы. На столе находится еще черный фужер, внизу расстелен черный коврик, на котором художник поставил свою подпись. Черные мушки густо, как татуировка, покрывают желтый пол. Это расстеленная на полу шкура пантеры.

Очаровательная изящная фигурка в уголке картины легко и бегло обрисована, она, как стаффаж, вписана в готовую картину и, как подпись художника, добавлена к ней. Стройная, гибкая, она похожа на какое-то вьющееся растение. Это не живая фигура, а всего лишь легкая тень, нежное воспоминание об утраченном времени, о невозвратном прошлом. В этой картине Матисс как бы возвращается к лаконизму той поры, когда он создавал свой „Урок музыки” (илл. 18). Но тогда все было строго выверено, расчерчено, и потому в картине царила гнетущая пустота. Теперь все свободно передано живой и трепетной рукой художника, торопливо желавшего закрепить мелькнувшие в нем трогательные воспоминания.

В эти годы Матисс создает и картину „Большой красный интерьер” (1948, Париж, Музей современного искусства). И на этот раз он возвращается к прошлому, ко времени, когда писалась „Красная мастерская” (1911, Нью-Йорк, Музей Гуггенхейма) с развешанными по стенам картинами и заливающим пространство красным цветом. Но тогда эти картины беспорядочно „плавали” в пространстве. Теперь они встали на свои места. Самыми скупыми средствами достигнуто сильное впечатление: две картины на стене дают лишь легкий намек на трехмерность, но в основном не нарушают плоскости. Черная скамейка более осязаемо вносит элемент трехмерности. Обрисованные черным контуром столики с цветами входят в это пространство. Цветы выстроены в середине картины в один ряд. Пятнистые шкуры на полу легко принять за живых зверей. Вся сила впечатления достигнута в этой картине самыми несложными и простыми средствами.

Графика и наклейки

Матисс был не только живописцем, который много сил положил на то, чтобы сообщить живописи наибольшую силу красочного воздействия. Всю жизнь он много рисовал и гравировал, и в графике он всегда очень графичен. Недаром в рисунках и в гравюре он почти не пользовался подцветкой и всегда добивался возможности передать свой образ черной линией или черным пятном.