Матрос с Гибралтара

— Конечно, этого никогда нельзя сказать наверняка, до самой последней минуты, но, думаю, на сей раз я это сделаю.

Она снова надолго замолчала, не спуская с меня внимательного взгляда.

— Странно,— проговорила она наконец.— Вы вот совсем не уверены, а я, наоборот, почему-то верю, кто знает, может, на сей раз вы и вправду так сделаете.

— И я тоже верю, не совсем понимаю, почему, но вот верю, и все. А ведь я еще ни разу в жизни не принимал никаких решений, я имею в виду, серьезных решений, у меня как-то никогда не получалось.

— Во-первых,— возразила она, продолжая свою мысль,— сами знаете, никогда нельзя быть уверенным, что поступишь именно так, как пообещаешь себе поступить. А во-вторых, очень уж у вас спокойный вид, так что увидите, на сей раз вам это удастся.

— И я тоже так думаю. Ведь, если разобраться, все это так просто. Она… для начала она примется упаковывать чемоданы, а я буду наблюдать, как она это делает, потом она сядет в поезд, а я буду смотреть, как он отходит от платформы. Чтобы добиться всего, чего я хочу, мне и пальцем не придется пошевелить. Единственное, что мне нужно будет делать, это все время повторять себе: спокойно, не шевелись. Вот и все.

Она увидела все. Увидела меня в комнате, увидела чемоданы, поезд — словом, все. И наконец проговорила:

— Нет, вам никак нельзя оставаться в комнате, когда она будет упаковывать вещи, вот уж этого никак нельзя, вам нужно обязательно выйти, пока она будет этим заниматься.

— Да, вы правы,— согласился я,— чемоданы — ужасная штука, кроме того, их всегда упаковывают слишком быстро, особенно когда злятся.

— Бывает и так,— согласилась она,— а случается, их упаковывают не столько для того, чтобы уйти, сколько для того, чтобы нагнать страху на другого. Женщины, да любая женщина хоть один раз в жизни укладывает чемоданы просто так, вовсе не собираясь никуда уходить. Просто чтобы удержать вас подле себя.

— Нет, она храбрая женщина, если уж она станет упаковывать чемоданы, то для того, чтобы уйти.

— Понятно,— немного помолчав, заметила она,— теперь я понимаю, что это за женщина.

— Да, конечно,— согласился я,— мне не надо заходить в комнату. Я думал, может, мне купаться в Магре, а что, буду плавать там на спине хоть три дня кряду, если, к примеру, она решит подождать еще три дня в надежде, что я уеду вместе с ней.

Она улыбнулась.

— Вы правы,— проговорила она,— вам просто необходимо с ней расстаться.

Было видно, что ей очень хотелось бы поговорить об этом еще, но она заметила, что мне вдруг стало трудно продолжать эту тему.

— Может, потанцуем? — предложила она.

Она встала, я последовал ее примеру. Танцевала она хорошо. Какое-то время мы танцевали, не произнося ни единого слова. Она первой прервала молчание.

— Странное дело,— проговорила она,— в таких историях я почему-то всегда на стороне мужчин, против женщин, сама не знаю почему. Может, все дело в том, что женщины вечно хотят сохранить при себе любых мужчин, и хороших, и плохих. Им неведомо, что значит просто захотеть чего-то другого.

— Ей было со мной несладко,— заметил я,— она ласкового слова от меня не слыхала.

— А, теперь поняла, должно быть, она из серьезных,— продолжила она,— наверное, даже ни разу вам и не изменила. Эти самые, которые серьезные, хуже их нет. Они вроде бы даже и не совсем женщины.

Она сказала, что ее мучит жажда и что надо бы что-нибудь выпить. Мы перестали танцевать. Кьянти, что подали нам в баре, было тепловатым, но она, похоже, этого даже не заметила. Ей нравилось пить.

Я впервые посмотрел на нее. У нее было обычное неприметное лицо с несколько расплывчатыми чертами, сильное тело и очень красивая грудь. На вид ей было лет двадцать пять. Выпив кьянти, мы еще потанцевали.

— А вы? — поинтересовался я.

— Я продавщица,— ответила она,— в Сарцане. По вечерам приезжаю сюда потанцевать. Я замужем за одним матросом. Между нами уже давно все кончилось, но ведь в Италии не разведешься. Это очень дорого, надо ехать в Швейцарию. Я три года экономила, пыталась откладывать деньги, потом бросила. Мне пришлось бы копить на это лет пятнадцать. Теперь принимаю жизнь такой, какая получается.

Наш столик был уже занят. Мы встали вместе с другими около проигрывателя. Играли все ту же излюбленную самбу. Ей нравится эта музыка? Да, она ей нравится. Этот год она в моде по всей Северной Италии, ее поют повсюду. Она мне нравилась, эта девушка. Я спросил, как ее зовут.

— Кандида — наивная, подходящее имечко, как раз для меня.— Она рассмеялась.

— У тебя много любовников?

— Хватает. Раз уж мне на роду написано всю жизнь оставаться продавщицей и быть замужем за этим матросом, так чего уж тут… Единственное, о чем я жалею, это о детях, а остальное все ерунда.

— А когда попадается такой, который нравится тебе больше остальных, ты пытаешься его удержать?

— Все делаю, чтобы удержать.

— Умоляешь? Плачешь?

— И умоляю, и плачу,— со смехом ответила она.— Правда, случается, и они тоже умоляют.

— Охотно верю,— заметил я.

Продолжая болтать, мы протанцевали еще час, потом, прямо посреди танца, я увлек ее за собой и вывел наружу.