Мазарини

Мазарини устроили пышные похороны, парижские церкви готовы были отслужить десять тысяч месс, сердце кардинала перенесли в церковь Сент-Анн-Ла-Руаяль, а тело «ждало» в капелле Венсенна, пока приготовят его усыпальницу там, где теперь находится Институт. Перенос тела состоялся только в 1684 году: к этому времени Мазарини почти забыли — все, за исключением переживших его врагов…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

Надгробные речи

Надгробные речи принято считать ораторским жанром, которым пользуются для прославления «высокопоставленных» усопших. Характерной чертой сего священного красноречия является выспренность, высокопарность и длинноты. Некоторые любители коллекционируют такие речи — их почти всегда публикуют. Для историка надгробные слова не являются первостепенными источниками информации, они грешат искажениями, они обманчивы, как и «Мемуары», зато преувеличения в них вполне однотипны.

Злые языки часто называют надгробные речи стишатами, недоброжелательными, порой даже неуважительными, на особый манер «прославляющими» ушедшую знаменитость.

Однако существуют, к счастью, точные, взвешенные, конфиденциальные сообщения о последних днях и о прошлом умирающих. К ним относится замечательный текст отца Биссаро, но сначала мы приведем несколько примеров из двух речей иного толка.

В шутливом (или почти шутливом) стиле написаны три эпиграммы в форме эпитафий — они взяты из «Мемуаров» одной из мазаринеток, Гортензии, опубликованных в 1676 году, скорее всего, в Кельне.

Лучшей мы находим самую короткую эпитафию:

Здесь покоится Преосвященство второе. Храни нас Господь от третьего!

Вторая не столь возвышенная:

Наконец кардинал окончил свой путь.

Французы, что нам сказать об этом вельможе?

Он установил мир, он умер:

Больше он ничего не мог для нас сделать.

Третья эпитафия написана в песенной форме в 1661 году Пьером Барбье и Франсом Вермийа:

Здесь покоится Мазарини,

Он был хитрее самого Табарена[74]

И хитрыми уловками обманул Францию.

Он стал бы бессмертным,

Если бы хитростью или с помощью денег

Смог обмануть смерть.

Говорят, что мы наденем траур

По кардиналу, который лежит в гробу.

Если ты этого захочешь,

Франция, что с тобой потом будет?

Ты носила траур по его жизни,

Ты будешь носить траур по его смерти?

Если правда то, о чем говорят,

Скаредность имела такую власть

Над его ненасытным сердцем,

Что во имя приобретения большого добра,

Он отдал душу — дьяволу,

Иначе тот ничего бы ему не дал.

Вы, идущие мимо, во — имя Господа, окропите

Мазарини святой водой.

Он так много дал двору,

Что заслужил,

Чтобы ему ответили тем же.

Совершенно в другом стиле произносилось надгробное слово перед Римской курией. Сказать речь о Мазарини поручили отцу Леону, кармелиту из Турени[75], знаменитому предсказателю, подвизавшемуся при французском дворе (он исповедовал умирающего Ришелье) и хорошо знавшему Мазарини. Отметив обычное красноречие Леона, скажем несколько слов об отдельных пассажах его «Хвалебного слова». Вот один из них: «Жизнь великого кардинала Джулио Мазарини — действительно таинственная загадка, состоящая, подобно самым совершенным картинам, из противоречий. Именно они делают эту личность интересной для всех веков, она совершенно неподражаема. Боже мой! Сколько ясности и какая таинственность! Игра света и тени подчеркивает красоту полотна! Французский итальянец, солдат, ученый, доктор богословия, светский человек, Его Преосвященство господин кардинал, чужак и слуга, изгнанник и полномочный посол, подданный и друг королей… знаменитый изгнанник, на чью голову сыпались великолепные оскорбления. Феникс, возрождающийся из пепла. Солнце, возвращающееся из мрака темной ночи и сияющее еще ярче: «Post Nubila, Phoebus». И вот наконец сей посредник между Народами и Нациями за несколько месяцев превращается в бренные останки».