Мaздaк

Померкли костры, и не успело солнце исчертить пустыню, опять разлился по земле стремительный конный поток. Не нужно было мясо в поход кайсакам. Облавой скакали они, гоня перед собой все живое. Волки, зайцы, онагры, легкие джейраны мчались от них день и ночь, попадая под разящие стрелы. С ходу втаскивали их в седла кайсаки...

Великий туранский владыка Хушнаваз ничем не выделял Светлолицего Кавада среди своих сыновей. Любимую дочь от сестры Кавада -- заложницы -- дал он ему в жены. А сейчас дал пятьдесят тысяч кайсаков с мечами из синего железа...

По центру, не сходя с древней царской дороги на Кте-сифон, двигался полк хорасанских азатов. "Звезда Маз-дака" -- прямоугольный красный плат на пике -- трепетал над пыльным слепым облаком...

II

ПОКЛОНЯЮЩИЙСЯ МАЗДЕ КАВАД, БОГ, ЦАРЬ ЦАРЕЙ АРИЙЦЕВ И НЕАРИЙЦЕВ, ИЗ РОДА БОГОВ, СЫН БОГА ПЕРОЗА, ЦАРЯ, СЛУШАЕТ ВАС, АРИЙСКИЕ СОСЛОВИЯ!

Медленно поползла вверх завеса, и багровый свет стерся с лиц сидящих. Дыхание царя царей смешалось с дыханием мира. Обозначились бронзовые цепи, несущие золотую корону в воздухе. Неподвижно сидел под ней Светлолицый, и глаза его смотрели в черную яму посредине зала...

Откинулся ковер в боковом проходе. Шестеро воителей ввели человека под черным покрывалом, толкнули вниз. Завыли карнаи...

-- Обнажите лицо вора!..

Глаза худенького царевича Замаспа не могли смотреть на поставленный перед ним огонь. Все время ускользали они. Когда серпик красного железа приблизился к его зрачкам, Замасп тонко закричал и пополз из ямы. Авраам закрылся ладонями...

Не бывало еще такого малодушия среди причисленных к богам. Ненужные цари в молчании и не поднимая рук принимали здесь это и уходили в Истахр, где далеко в горах был дасткарт с прекрасным садом и вечно шумящей водой. Специально для них его построил и завещал на все будущие века мудрый Сасан -- основатель династии. Они обязательно должны были при этом смотреть в огонь, чтобы видеть его в своих снах остальную жизнь...

Замасп, жалкий царевич, поддержал когда-то канаран-га Гушнапсдада, пожелавшего глаз Светлолицего Кавада. Не потому воспротивились тогда великие, что кровь бога и царя священна. "Красную Ночь" помнили они и огненные реки из-за туч...

Жалобный вскрик затерялся в трубном реве. Неверно тыкающуюся черную фигурку уводили шестеро воителей. Прямо смотрел бог и царь царей Кавад, и резкий изгиб бровей повторял линию подбородка. Ближе всех теперь к царскому возвышению сидели датвар Розбех, вернувшийся из Систана вазирг Шапур и воитель Сиявуш. Мо-бедан мобед недавно упал в пропасть на горной дороге. И многих великих опять не было. Они убежали в дальние дасткарты, к ромеям или в пустыню -- к бродячим всадникам. Тех, кого застали из поддержавших Гушнасп-дада, отвели в царскую "Башню Молчания" на холмах. Прямые ножи дали им в руки, чтобы сами убили себя. Только канаранга Гушнаспдада удавили, в позор ему, шерстяной веревкой...

И еще не было в зале великого мага Маздака. Где-то на Севере находился он, и ждали его в Эраншахре...

Слоны сокрушали дасткарты. Огромные таврские бревна-кругляки крепились по обе стороны громадной туши, и вожатый направлял их на стены. Делалось по пять проломов с каждой стороны, выбивались калитки, и рушились башенки для стражи. Солнечные столбы стояли над Ктесифоном...

Авраам не знал даже, чей это дасткарт на краю города. Он просто смотрел. Отставляя бронзовые ноги, слон долго пятился от стены -- на добрый выстрел из лука Потом стоял, покачиваясь от собственного дыхания. По вскрику вожатого он поднимал хобот, вынюхивал воздух и начинал бег. медленный, все убыстряющийся. Слепой глыбой проносился он последние шаги, и удар встряхивал землю Так повторялось двадцать, тридцать раз, пока стена не обрушивалась сразу вся, обсыпая осколками желтоватые бивни Солнце золотило пыль, летящую в небо

Маленький загорелый вожатый в выцветшей куртке сидел на гладкой спине, ловко упершись ногами в бревно В такт бегу выщелкивал он пальцами припев знаменитой песни Кабруй-хайяма. Кружком в стороне сидели азаты. Они провожали глазами бегущего слона, и невозможно было узнать, что они думают...

Авраам недавно вернулся из деха Исфандиара, где с приданными ему четырьмя слонами занимался тем же. Азаты тоже были там в осеннем отпуске. Вместе с людь-ми-вастриошан возвратили они себе заречную землю, восстановили раздел воды, но древних земель Каренов почему-то не занимали. Даже пастух, гоняющий коров от мира, старался не пускать их на пустующие луга даст-карта, и траву никогда не косили там. Ночью с белых башен ухали совы...

Он спрашивал азатов и людей-вастриошан, почему не пашут там Они молчали или начинали говорить о другом. Только старик мобед искоса посмотрел на него и спросил:

-- Слышишь?

Они стояли на холме у храма и смотрели в сторону дасткарта, неясно белеющего в ночи у гор Как раз гулко и сиротливо заухала сова.

-- Это у Каренов от чужого, -- сказал жрец -- С чужой земли всегда прилетают совы в собственный дом...