Читаем Маздак. Повести черных и красных песков полностью

Женщины надели новые покрывала к приезду господина, но быстро сняли: надо было готовить еду. Мальчики с невыстриженными клочками волос на бритых головах сразу принялись кормить лошадей. Обмылись с дороги по-арийски — нагретой на солнце водой из медного кумгана. Фархад-гусан и он, Авраам, были гостями Исфандиара. Другие азаты тоже взяли к себе в дом по гостю, и лишь один, Адурбад, поехал дальше в одиночестве. В малом селении жил он, в полуфарсанге от главного деха.

Ели большие светлые лепешки и суп из козла, зарезанного к приезду хозяина. Раб Ламбак, низенький длиннорукий перс, ел со всеми из общей глиняной миски. Потом передохнули на кошме у хауза с водой, переоделись в белое и пошли со двора. Исфандиар подумал немного и кивнул Аврааму, чтобы тот шел со всеми.

— Внутрь только тебя не пустят! — сказал ему Фархад-гусан…

Храм огня стоял на холме — маленький куб без окон. Низ его был из камня, а верх мазан красной глиной, как все дома в селении. Внизу у холма уже ждали приехавшие азаты — свои и из окрестных дехов. Несколько седоусых стариков сидели полукругом на корточках. Тут же был маг — тоже старый, но с бритым лицом. Он подслеповато щурился на всех, а красную хламиду держал свернутой под рукой. Вместе с другими он спрашивал у азатов, правда ли, что бог и царь царей Кавад думает совсем отменить сбор с дыма. Об этом говорили и в кузне и по дороге сюда…

С холма было все хорошо видно. Брошенные дома узнавались по оплывшим, рухнувшим дувалам, потемневшим крышам. Даже деревья во дворах были какого-то другого — серого цвета. Многие свободно пашущие из сословия вастриошан ушли за речку на землю великих Каренов, потому что сборы там были меньше, чем на царской земле. Сразу за речкой виднелись мазанки нового селения. У самого подножия гор стояла ровная стена зеленых деревьев, квадратные белые башни поднимались за ними. Это был дасткарт Фаршедварда Карена — младшего брата Быка-Зармихра.

Маг, приложив ладонь к глазам, посмотрел на солнце и принялся облачаться в свою хламиду. Все поднялись с корточек, прислужник пошел в дом у подножия холма за атрибутами. Авраам решился:

— Отец служитель совести, позволено ли будет мне увидеть Огонь?

Старый маг с изумлением посмотрел на него.

— Это царский диперан, — сказал Исфандиар.

Все с почтением посмотрели на Авраама.

— Нельзя иноверцу в капище огня… — маг почесал большим пальцем за ухом. — Пусть постоит в проходе…

Прислужник вынес чашу, каменный топорик и барсам — пучок ярко-зеленых прутьев от какого-то горного кустарника. Маг принял у него топорик и прутья. Все встали, положив руки на веревочные узлы под одеждами. Настало «Время Сосредоточения»…

«Ануаварью» — главную молитву зашептал маг. Как ветер шелестели слова. Авраам оглянулся. Наверное, он один понимал что-то из шепота мага, потому что читал древние арийские книги… «Так же, как бога небесного, следует выбрать и наставника земного по праведности его, чтобы был он подателем добрых мыслей и вдохновителем дел, ведущих к истине — Мазде, а мир принадлежит ей!» — таков был смысл формулы из двадцати одного вечного слова.

Маг с топориком и прутьями, служитель с чашей, а за ними старики и азаты двинулись вверх к храму. Авраам шел сзади, рядом оказался раб — подросток с живыми темными глазами. По облику его было видно, что это аншахрик — невольник из иноверцев, скорее всего от корня тех римлян, которых два века назад пленил царь царей Шапур Первый. Это они построили Знаменитую Плотину Кесаря в Дизфуле…

Двери у храма не было. Стена возникла сразу при входе. Нужно было сворачивать налево, узкий лабиринт вел вдоль всех четырех стен. Это было сделано, чтобы дневной свет не попадал внутрь и не смешивался там со святым огнем Мазды.

Через пахнущую печной глиной тьму двигался Авраам, задевая шершавые стены и тыкаясь в идущего впереди азата. Мальчик-аншахрйк, которому тоже запрещалось заходить сюда, дергал его за руку при поворотах. Когда забрезжил свет, он подмигнул Аврааму и втолкнул вдруг его в самую молельню. Никто и головы не повернул в их сторону, а ему отсюда все хорошо было видно и слышно…

Резкое багровое пламя покачивалось на четырехгранном столбе-пиреуме. Никакой книги или свитка не было у мага, по арийскому закону слово написанное теряло чистоту. Даже в школах магов книги Авесты учили с голоса, из века в век. Недавно, уже при Сасанидах, стали добавлять к ним Зенды — толкования, разъясняющие древние, непонятные для нынешних персов слова…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Детективы / Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза