Мажор для оборванца

Он встал у гладильной доски, принялся приводить шмотки в порядок. Делал всё основательно, аккуратно. А я думал о том, что таким же он должен быть в сексе – основательным, заботливым даже в мелочах.

В порядке исключения в наш первый раз я бы пустил его вверх. Мне действительно нравилось то, что я в нём видел.

А уж как мне понравился его внезапный сюрприз. Выключив утюг, он скинул халат и остался в нижнем белье. Не уверен, что он понимал, что со мной делает. Потому что повернулся ко мне, и – я не смог удержаться. Мне нужно было это увидеть. Хватило мгновения, чтобы образ Дэна запечатлелся у меня в голове. Он голым бы выглядел не так соблазнительно. Мягкий трикотаж подчеркнул его аппетитные формы и отличный размер.

– Подошли?

– Да, спасибо. В самый раз.

Дэн – с совершенно непроницаемым выражением лица – меня словно дразнил. Щёлкнул резинкой, напряг мышцы груди, чуть оттянул трусы от подтянутого живота. Вид – смотри, запоминай и дрочи. Вали и трахай, увы, это пока не про нас.

– Я думал такие надевают только в рекламе, – сказал Дэн, глядя мне в лицо.

– Какой ещё рекламе? – До меня не сразу дошло, что он о марке.

– Да видел как-то в соцсетях. Парни в таких трусах вечно снимаются полуголые.

Дэн обращал внимание на фото с полуголыми парнями? Настолько много внимания, чтобы запомнить торговую марку белья? Любопытненько.

– Они действительно очень удобные. Стоят своих денег. Я покупаю только такие, не глядя ни на какую рекламу. Они просто мне нравятся. – Я вспомнил о скромной сумме налички в кошельке Дэна и понял, что завёл разговор о деньгах очень зря. – Только не подумай, пожалуйста, что мне нужно их возвращать.

– Я и не собирался. Верну деньгами.

– И деньгами тоже не надо. Я их от тебя не приму.

Дэн живо натянул брюки, взялся за рубашку. Мы не были слишком хорошо знакомы, но я мог бы поклясться, что слышу слова в его голове, все эти «мы люди бедные, но гордые» и прочее. Что я мог ему сказать, чтобы это остановить? Такие разговоры мне всегда давались с трудом, и не раз, узнав, чей я сын, от меня отворачивались хорошие люди, а дерьмецо бежало «дружить», «любить» и всё, всё делать, всё, что им скажешь.

– Я серьёзно, – сказал я. – Если ты притащишь мне деньги за эти трусы или сами трусы, то дружбы у нас не получится. Таким мелочам не должно быть место, когда люди по-настоящему друг другу нравятся. По-дружески, я имею в виду.

Дэн принялся застёгивать рубашку, скрывая от моего взгляда свой офигительный торс.

– А мы друзья? – спросил он строго.

«Нет, конечно!»

– Разумеется, да. Мы друзья. Мы сегодня спали в одной постели. Если мы не кровные родственники, то такое может случиться лишь в двух случаях: ты или мой друг, и мне не плевать, что ты в дупель пьяный, или ты мой любовник. Третьего, прости, не дано. Ну, кем будешь? Другом или любимым?

Дэн покачал головой.

– Ты такой балабол. – Он хлопнул себя по бедру. – Ненавижу подачки.

– Не смей, – сказал я. – Я серьёзно. Это всего лишь дружеская услуга. Я мог, и я сделал. Хватит уже об этом говорить. Ты не просил, чтобы я тебе подавал.

– Ненавижу просить.

Ну ещё бы. Дэн наверняка из тех дремучих мужчин, которые, заблудившись в незнакомом городе, до последнего будут пытаться разобраться самостоятельно и не спросят дорогу. Просьбы для них – признак слабости, табу.

Моё мнение – это глупо. Просьбы открывают множество нужных дверей. Люди, которые оказывают просящим услугу, потом относятся к ним намного лучше, чем к тем, кто для них самих что-то сделал. Закон жизни. Мы любим помогать, но нам не нравится быть обязанными.

– А вот я не прочь попросить. Съездишь со мной к Костику на квартиру?

Дэн приподнял брови.

– Я вчера там бросил машину. Ты настоял, чтобы я не садился за руль.

– Если ты был хотя бы наполовину пьян, как я, то мы бы убились.

– Именно. – Я хлопнул его по плечу. – Своей правильностью и занудством ты спас мне жизнь. И теперь, – я улыбнулся, – от меня и моей благодарности просто так не отделаешься.

Это удивительно, правда, но Дэн вёлся на всё, на что я его подбивал. Не знаю, почему так. При первом знакомстве он не показался мне податливым, скорей, жёстким и принципиальным. Но это сначала, а потом, за столом, он настолько расслабился, что я увидел его с другой стороны. Теперь, когда он послушно сел в такси на заднее сиденье рядом со мной, у меня из головы не шли воспоминания о вчерашнем. Как он, напившись, дурил, как сладко спал, всю дорогу привалившись к моему плечу, каким уютно-тяжёлым был, как мы поднимались ко мне.

– Чему ты так загадочно улыбаешься? – спросил он, и я ответил предельно честно:

– О вчерашней нашей поездке в такси.

Дэн нахмурился.

– Я тебе денег должен. И за такси, в том числе, и за то, что пришлось платить сверху за испачканную машину.

– Не беспокойся об этом.

Только что мягкий и податливо соглашающийся со всем, что я ему предлагал, Дэн принял вид сфинкса. Я оценил его мужественный профиль на фоне проносящегося мимо серого города, но, несмотря на очевидную привлекательность, мужественность и прочие прелести, особого удовольствия мне такой его вид не доставил.