Мажор (СИ)

Но, вероятно, я просто устал от своей ненависти, и хрупкое, робкое перемирие между нами так продолжалось весь май и июнь. Я снова стал просиживать часами в его лаборатории, помогая и расспрашивая, а отец, боясь меня вспугнуть, рассказывал, над чем работает, учил редким приемам, а иногда вообще закатывал целые лекции. И, наверное, я впервые осознанно понял мать: видя его таким увлеченным, если не сказать - вдохновленным, невозможно было оставаться к нему равнодушным.

Казалось мне или нет, но в своей вотчине он сбрасывал года, которые в обычное время тянули его вниз. Там он выпрямлялся, расправлял плечи и снова становился тем гигантом, каким виделся в смутных детских воспоминаниях. Тем, кто подбрасывал меня к потолку, даря восторг, тем, кто катал меня на плечах, показывая целый мир. Тем, кем я гордился: "Смотрите, люди, завидуйте! Это - мой папа!!!",

И впервые в середине мая я сам нарушил сложившееся между нами негласное табу:

- Расскажи о ней.

Мне не надо было пояснять, о ком я спрашиваю.

- Что именно?

- Знаешь, я тут вдруг понял, что почти ее не помню. Рыжие волосы, солнечная улыбка, а пытаюсь в голове сложить лицо - не получается. Какая она была?

- Она была... - он мечтательно улыбнулся, - Яркой! Впервые я увидел ее во дворце...

- Во дворце?! Ты?!

- По-моему я уже рассказывал тебе, что почти десять лет отслужил придворным артефактором.

- Не помню...

Может когда-то и рассказывал, но я на самом деле не помнил.

- Ну, вот... было такое в моей биографии. Ей было семь лет. На каком-то чаепитии, уж не помню, в честь чего, она уселась ко мне на колени и заявила, что когда подрастет - выйдет за меня замуж.

- А ты?

- Посмеялся, конечно! Мне уже тогда было пятьдесят с лишним, не думаешь же ты, что я всерьез принял слова крохи?

- И?

- Годы шли, а она не отступалась. Почти преследовала. Не поверишь - бывало, прятался по коридорам от сопливой девчонки! Когда ей исполнилось тринадцать, у меня состоялся серьезный разговор с его величеством.

- С его величеством?!! - неверяще переспросил, потому что умом я понимал, что отец крут, но то, что он запросто беседовал с императором!!! Этот факт не спешил укладываться в моей голове!

- Чему ты удивляешься? Свою воспитанницу он любил! А по слухам - не просто воспитанницу, а родную дочь! - добил меня отец.

Дар речи мне отказал. Это что же получается? Я внук императора?!!

- Не спеши радоваться! - сполна насладившись всей палитрой сменяемых чувств на моем лице, спустил меня с небес на землю родитель, - Родственницей в каком-то далеком колене она ему вполне вероятно была, но вот дочерью - вряд ли. Он ее так никогда и не признал.

- А может...

Отец перебил, не дав договорить глупость:

- Несмотря на гнев императрицы, он признал пятерых своих детей от разных женщин. О Наде - слухи ходили, но он их пресекал. Так что, скорее всего это были досужие разговоры. К тому же на него она не была похожей ни в детстве, ни потом.

"Есть вероятность, что я могу быть внуком императора!" - мыслить о чем-то еще я был не в состоянии.

- Я к чему это тебе говорю: летом ты уедешь в Петербург. Или ты передумал поступать в университет?

- Нет! - я наконец-то пришел в себя и стал готов внимать дальше.

- Та история, она, конечно, уже забылась, но запрет на посещение столицы с меня не снят, так что ты будешь там один, я даже навестить тебя не смогу. И теоретически к тебе могут подойти люди с какими-нибудь предложениями, заморочить, вскружить голову... Я хочу, чтобы ты навсегда зарубил себе на носу: ты правящей семье не родственник. Думать иначе - опасно. А, чтобы совсем спустить тебя на землю, рекомендую всегда помнить, что ты еще внук сапожника из Одессы!

- Какого еще сапожника? - переход от дворцовых небожителей к лицу с прозаической профессией оказался неожиданным.

- Самого обыкновенного! Исы Ароновича! И Сары Абрамовны - его жены! Ой-вэй! Лышэньки! Наш Пэсэх таки умный ребенок! А я всехда это зналы! - отец так натурально изобразил неповторимый одесский говор, что я воочию представил себе типичную еврейскую мать, произносящую эти слова. - Знал бы ты, сколько лет я вытравливал из себя этот колорит!

- То есть я... еврей?..

- Ты нет. Да и я уже по большому счету... Какой из меня еврей? Выкрест я. Надеюсь, всевышнему все равно, какие молитвы я ему возношу и каким образом обращаюсь. - Отец ненадолго замолк, углубившись в воспоминания, - Ты просто не представляешь себе тех времен, а в учебниках этого не прочитаешь. Первая мировая только закончилась, кругом разруха, нищета, грязь... Как тараканы из всех щелей повылазили какие-то юродивые, пророки, оракулы, бандиты, агитаторы... На одной улице могли призывать свергать императорскую власть, а на соседней - собирать подписи и пожертвования в их поддержку.

- А ты?

- Мне было пять лет, я глазел и на тех и на этих. Или ты думаешь, я так и родился - седым, бородатым и старым?

- Нет, конечно! - Хотя, положа руку на сердце, я именно так и считал. - И что?