Меч ангелов

– Вот только я никак не возьму в толк, знаете ли вы, что ожидает людей, которые связывают пребывающего на службе инквизитора, – добавил я, не реагируя на пинок.

– Он – инквизитор? – почти проверещал Оли и повернул к брату искаженное гневом лицо. – И почему ты мне об этом не сказал, идиот?! Откуда он здесь взялся? Что он знает?

– Да вот сейчас и поймем. – Швиммер не обратил внимания на вспышку Оли. – Сам хочу знать…

Швиммер приблизился и махнул перед моим лицом факелом. От пакли оторвалась искорка и упала мне на щеку. Йоханн ощерился в ухмылке.

– Думаешь, я тебя боюсь, инквизитор? – спросил, а потом рассмеялся, будто собственным мыслям. – Не боюсь, потому что я и так уже мертв…

– Йонни, – осуждающе отозвался его брат. – Все будет хорошо, где-нибудь спрячетесь…

– Может-может-может. – Я заметил, что глаза Швиммера пусты и бегают. Этот человек явно сбрендил или был близок к тому. – Нам осталось еще восемь дней…

– Восемь дней? – спросил я самым спокойным тоном, на какой был способен.

Он хотел ударить меня в лицо факелом, но я отклонился, и он лишь слегка задел меня сбоку. Я почуял запах жженого волоса и подумал, что, если Бог позволит, поговорю когда-нибудь со Швиммером на тему того, как не следует вести себя с функционером Святого Официума.

– Почему он пришел один? – спросил Оли. – Они ведь всегда ходят отрядами…

– Его послал не Инквизиториум. – Швиммер испытующе глядел на меня, да с таким выражением на лице, словно хотел крикнуть: «вот я тебя и подловил!» – Лойбе его купил, эта старая свинья… Разве не так, Мордимер, если я правильно запомнил твое имя? Могу я называть тебя Морди?

– Нет, – ответил я.

– Ну, нет так нет, – пожал он плечами.

Я уже некоторое время пытался осторожно ослабить петли на запястьях, но мог и не пытаться провернуть что-то столь дурацкое. Единственным ощутимым эффектом было то, что я почувствовал, как ладони перестали неметь. А значит, слава Господу, я еще продолжаю их чувствовать.

– Думаю, никто даже не знает, что он здесь, – задумчиво произнес Швиммер. – Я ведь прав, Мордимерчик? А значит, – он был настолько уверен в себе, что и не дожидался ответа, – мы посадим его в мешок, набьем камнями да и притопим в том распадке под Меловиком. Никто не найдет. Только нужно будет проделать в мешке дырки, – он смотрел на меня с глуповатой ухмылкой, – чтобы угри могли легко забраться внутрь. Ха, под Меловиком полно угрей… Я ловил их, когда был ребенком, – сказал он мне.

– Йонни, а может, расскажем ему? – спросил тихо брат Швиммера.

– Нет! – почти заорал Йоханн, и лицо его исказилось от гнева. Оглядываясь на брата, он снова ударил меня по голове факелом, но на этот раз не нарочно. – Разве не помнишь, что они сделали с нашей мамочкой?

Ха, мне тоже стало интересно, что же сделали братья-инквизиторы с мамочкой Швиммеров. Была ли она некогда обвинена в колдовстве, допрошена, подвергнута пыткам или сожжена? Тогда не стоило удивляться ненависти Йоханна, хотя ему следовало радоваться, что Святой Официум помог его родительнице прийти к согласию с Господом. Конечно, не многие из людей мыслили подобным образом, ведомые, верно, даже не злой волей, но отсутствием должных знаний.

Однако более всего меня интересовало, о чем говорил Оли. Что такого желал мне рассказать? Какая тайна скрывалась за похищением девушки, если здесь вообще была хоть какая-то тайна? И почему через восемь дней дело могло перемениться?

– Я могу вам помочь, – сказал я. – Ведь ничего странного, что вы захватили человека, который ночью бродил подле вашего дома. И никто не может вас в этом обвинить. Но теперь, когда я представился инквизитором, вы должны меня отпустить. Йоханн, Оли, не поддавайтесь козням Дьявола, не рискуйте жизнью и не берите на душу смертный грех, коим есть убийство ближнего.

Я старался говорить спокойным, уверенным голосом, но не думаю, что слова мои доходили до Йоханна. Зато брат его присматривался ко мне все внимательней, а когда я замолчал, глубоко вздохнул.

– Йонни, сделаем так, как он советует, – сказал тихо. – Он ведь может нам помочь…

– Нет! Ты что, дурак, не понимаешь: он говорит так, только чтоб мы его развязали.

Охо-хо, как видно, малыш Йоханн научился у своих приятелей-комедиантов искусству декламации. Чтобы подчеркнуть смысл своих слов, он размахивал факелом, но на этот раз мне удалось уклониться от удара. Лишь несколько искр снова сорвались с факела и погасли на моем лице.

– Но подумай… – продолжил было брат Йоханна, я же пообещал себе, что если выпутаюсь, постараюсь оказать ему милость так же, как он оказывал ее мне.

– Не буду ни о чем думать! – заверещал Швиммер, а его хриплый крик перешел в задушенный писк на последнем слове. Да-да, этот человек был не в своем уме. – Убьем его – и все!

– Непростое это бремя – нести крест воспоминаний об убитом человеке, – сказал я, глядя прямо в глаза Оли. – И разве Писание не остерегает нас: «Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а знайте, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной»[6]?

– Ты не мой брат! – рявкнул Йоханн.