Меч Эроса

Надо надеяться, подумала Никарета, Хорес не станет заводить в своем коринфском доме этих глупых афинских порядков! Довольно того, что он сам по себе добр и человечен, ненавидит унижать людей, даже рабов, а древними историями, записанными на табличках вековой давности, занят куда больше, чем делами своего имения, петушиными боями или скачками, а также войной. Впрочем, делами имения занимаются умелые управляющие, а в храбрости и мужественности Хоурус все же не откажешь! Когда вынуждают обстоятельства, он становится так же отважен и безудержен, как его знаменитый брат, которого он терпеть не может с детских лет. Впрочем, эта неприязнь взаимна…

– Мне привезли также не меньше полусотни глиняных дисков с Крита, – продолжал Хорес. – Они испещрены знаками минойского письма. Линейного критского письма! Я надеялся, что этот раб поможет мне в расшифровке древних критских надписей. Однако он знает только сирийский язык. Видимо, мне придется ехать на Крит, чтобы найти там граматеаса.

– Охотно избавлю тебя от этой поездки, друг мой Хорес, – радостно сказала Никарета. – И помогу с переводом.

– Что?! – воззрился на нее Хорес с комическим ужасом. – Ты?! Только не говори мне, что одна из красивейших женщин Аттики выучила линейное письмо!

Никарета расхохоталась:

– Нет-нет, сохрани меня боги от переизбытка знаний! Говорят, от них появляются лишние морщины… Просто некоторое время назад у меня в школе появилась одна девушка, которая записывала то, чем должен быть заполнен ее кипсел, линейной скорописью, потому что не умела писать по-эллински. Я просто глаза вытаращила, глядя, как мелькает ее стилус! Эта девушка – критянка. И очень красивая к тому же. Она так молода, что знания еще не наложили на нее свой отпечаток. Думаю, она была раньше жрицей, хотя скрывает это.

– Критская жрица поступила в школу гетер? – вскинул брови Хорес. – Ничего не скажешь, весело шутят бессмертные боги!

– Да, вообрази, Хорес, – усмехнулась Никарета, – а знаешь, кто ее мне порекомендовал? Никогда не угадаешь! Алкивиад!

Лиц Хореса так помрачнело, что Никарета рассердилась.

– Довольно, Хорес! – сказала она резко. – Твой сводный брат ничем не провинился, кроме того, что ведет такую жизнь, какая нравится ему, но не нравится тебе. Сам подумай – ведь ему твое слишком уж спокойное и добропорядочное существование тоже кажется сущей нелепостью. Право слово, вы сошлись бы гораздо быстрее, если бы хоть немного поменялись теми крайностями, в которые беспрестанно бросаетесь. Он мог бы поумерить свое блистательное распутство, а ты – побольше времени проводить с живыми людьми, а не с глиняными табличками… пусть даже испещренными линейными письменами! И если бы не носил гиматиев цвета охры! – не удержалась Никарета от ехидства.

Серые глаза Хорес Клиния Евпатрида сверкнули режущим алмазным блеском, но тут же он сдержался себя и улыбнулся:

– Возможно, ты и сейчас права, Никарета… Я подумаю, клянусь, что подумаю над твоими словами. А пока позволь проститься с тобой. Очень надеюсь, что теперь, когда я окончательно обосновался в Коринфе, мы будем иногда видеться.

– На храмовых праздниках непременно, – кивнула Никарета. – И помни: если тебе взбредет охота видеть Тимандру, я немедленно пришлю ее к тебе.

Раздался странный звук, напоминающий сдавленный стон, и Хорес с Никаретой удивленно оглянулись.

Оскопленный раб стоял, зажав рот рукой, и его огромные черные казались наполненными тьмой Аида, а лицо – белее того мела, которым были покрыты его ноги.

– Что с тобой? – спросил Хорес.

Раб опустил ресницы, перевел дыхание.

– Прости, господи. Я поперхнулся.

Хорес снова взглянул на Никарету:

– Кто такая Тимандра?

– Это та маленькая критянка, о которой я тебе говорила. Та, которая знает линейное письмо.

– Та, которую прислал к тебе мой брат, – добавил Хорес, но, увидев, как досадливо сморщилась Никарета, примирительно улыбнулся:

– Ладно, ты, наверное, права. Я слишком уж занят этой старинной неприязнью. Постараюсь позабыть о ней. А теперь прощай, Никарета. Да хранят тебя боги.

– И тебя пусть они хранят, а также молю их надоумить тебя забросить подальше этот гиматий, который тебе так не идет, – не смогла удержаться Никарета. – Или отдай его какому-нибудь рабу!

– О великолепнейшая! – расхохотался Хорес. – Нет и не было в мире женщины, подобной тебе!

Вслед за этим он удалился, а его домоправитель повел купленного сирийца. Никарета же, поддерживаемая Титосом, который во время ее разговора с Хоресом Евпатридом скромно держался в стороне, забралась в свой форео.

– Думаю, не позовет он Тимандру, – пробормотал Титос, оглянувшись вслед Хоресу. – Такой гордец, скорее, сам на Крит поедет, чтобы прочитать эти свои диски!

Никарета согласно кивнула. Да уж, если Хорес даже когда-нибудь и преодолеет идущую из самого детства неприязнь с дерзкому и самонадеянному старшему брату, то вряд ли захочет позвать ложе женщину, которой тот обладал!

Ну и ладно. Можно не сомневаться, что у Тимандры не будет недостатка в поклонниках – особенно если она будет учиться так же старательно, как сейчас.