– Да? Значит, вас никто не принуждал...
– Не принуждал? К чему?
– К тому, что происходило в вашей спальне, где свечи горели круглые сутки.
Потрясенная Кэтрин покраснела.
– Как вы смеете говорить со мной в таком тоне! Как вы посмели войти в мою комнату без разрешения! Убирайтесь немедленно, иначе я пожалуюсь вашему командиру!
Гудвин лениво усмехнулся:
– Нет, никому вы не пожалуетесь. А если и пожалуетесь, то я буду вынужден выдвинуть ответное обвинение – в пособничестве врагу... или, пожалуй, в измене.
Нежная блондинка Кэтрин выглядела слабой и хрупкой, но пощечина, которую она отвесила ухмыляющемуся лейтенанту, отнюдь не свидетельствовала о слабости. Она впечатала ладонь в его щеку со всей силы, уколовшись о жесткую щетину. Его голова мотнулась в сторону, он пошатнулся и с трудом устоял на ногах.
– А теперь – вон! – велела она. – Убирайтесь с глаз моих долой и прочь из моего дома! И если я еще когда-нибудь увижу вас, то пристрелю!
Отвернувшись, Гудвин пытался справиться с потрясением. Когда же он наконец выпрямился, Кэтрин с удовольствием увидела, что на его бледной щеке горит отпечаток ее ладони. Не сказав ни слова, он покинул балкон.
Кэтрин перевела дух только после того, как услышала яростный стук двери спальни. Она поднесла дрожащую руку ко лбу. Этому негодяю хватило наглости ворваться в ее дом, в ее спальню и потребовать... чего? Отчета о ее поступках? Но это ее дело, кого впускать в спальню и с кем проводить ночи. Даже если она решит прогуляться нагишом по улицам Дерби с дюжиной конюхов, Гудвина это не касается!
Какого дьявола он вошел в дом, поднялся наверх и вломился к ней? Господи, почему его никто не остановил? Неужели она осталась совсем одна? Но Дейрдре не могла бросить ее: если бы она решила уехать с Алуином, то непременно попрощалась бы.
Уехать? А вдруг она и вправду уехала? И Алекс исчез, не сказав ни слова...
Задрожав от холода, Кэтрин торопливо вернулась в комнату. Гудвин ушел, но она опасалась новых вторжений и потому быстро заперла дверь на ключ. Прижимая ключ к груди, Кэтрин отвела со лба упавшую прядь и задумалась. Горцы покинули лагерь. Они отступили, и Алекс наверняка ушел вместе с ними. А Гудвин и его отряд заняли их место и теперь рыскали по округе в поисках сведений об армии мятежников.
Холодный ветер овеял ее спину, напомнив, что балконная дверь осталась распахнутой. Дрожа, Кэтрин направилась к ней. Она уже запирала дверь, повернув засов так, как показал ей Алекс, как вдруг заметила отражение в стекле.
Лицо было размытым, искаженным, но Кэтрин различила усмешку и сильную мужскую руку, обхватившую ее за талию. Ей понадобилась доля секунды, чтобы понять: лейтенант только притворился, что в гневе выбежал из спальни, хлопнув дверью. Очевидно, он прятался за плотными бархатными шторами.
Первым ее побуждением было закричать, но она ощутила резкую боль в запястье: Гудвин заломил ей руку за спину. Грубо притиснув пленницу к стене, Гудвин придавил ее всем телом и схватил за горло, безжалостно вдавливая пальцы в нежную кожу.
– Прошу вас, миссис Монтгомери, – прошипел он. – Можете кричать, сколько угодно. Вас не услышат те, кто мог бы прийти на помощь. Только мои солдаты. Двадцать два здоровых, похотливых молодых жеребца, которым не терпится подняться сюда и выяснить, что здесь происходит. Двадцать два человека, миссис Монтгомери. Этого хватит на всю ночь.
Он обдавал зловонным дыханием ее лицо. Кэтрин напряглась, пытаясь высвободиться, но он ударил ее головой об стену так, что у нее перехватило дыхание, сильнее сдавил шею, и она закашлялась. Лейтенант оказался гораздо сильнее Кэтрин, и вскоре она поняла: пройдет несколько секунд, и она бессильно обмякнет в его руках.
Гудвин усмехнулся, глядя, как пламя ненависти в ее глазах угасает, превращается в искру. Он медленно разжал пальцы, позволяя ей сделать вдох, схватить воздух посиневшими губами.
– Я хочу только одного: того же, что получили ваши гости-якобиты. И я предпочел бы покорность и страсть, но если вы намерены сопротивляться, я не возражаю. Видите ли, я предпочитаю упрямых женщин.
Он отпустил ее руку и горло, Кэтрин сделала несколько торопливых вдохов, и к ней вернулась способность мыслить. Тем временем Гудвин принялся мять ее грудь через халат. От страха соски Кэтрин превратились в твердые камушки, и Гудвин с удовольствием начал щипать их, побуждая Кэтрин возобновить борьбу.
– Только не надо притворяться, что вам это не по вкусу, – заявил он, просовывая руку под халат Кэтрин. – Я же видел, как вы несколько ночей подряд стояли перед окном вместе с любовником.
– Нет! – ахнула Кэтрин. – Не может...
– Да, вы стояли, – довольно повторил он, снова сжимая ей шею. – Иногда на четвереньках, как собаки. Знаете, деревья годятся не только на дрова. Из некоторых получаются отличные наблюдательные посты, особенно если иметь подзорную трубу.