Меч Христов. Карл I Анжуйский и становление Запада

Казнь Конрадина и «Сицилийская вечерня» были наиболее громкими событиями, связанными с именем Карла Анжуйского в сознании его современников. Смерть юноши королевской крови на плахе отчасти затмила военную славу Карла; восстание на Сицилии подорвало его репутацию сильнейшего государя христианского Средиземноморья. Карл I был фигурой, чья судьба отличалась необычайными перипетиями — и, будь ему известен жанр романа, он мог бы на закате своих дней воскликнуть, подобно Наполеону: «Что за роман моя жизнь!» Но если посмотреть на основателя Капетингской Анжуйской династии с несколько более прозаичной точки зрения, то Карл вполне органично впишется в ряд крупных государей, правивших в Европе конца XIII — начала XIV столетия. Он — один из тех монархов христианского Запада, которые олицетворяли закат классической, наиболее славной эпохи рыцарства, связанной с крестовыми походами, и начало нового периода, когда на передний план выходят другие социальные силы — чиновничество, на которое во все большей мере опирается усилившаяся королевская власть, и зажиточные городские слои, чьи хозяйственные интересы все чаще оказывают влияние на политику.

В этом контексте Карл Анжуйский выглядит как необычайно предприимчивый и энергичный, во многом успешный, в чем-то невезучий, но в чем-то и вполне типичный представитель своего времени и круга: «Если лихорадочный поиск Карлом денег и людей в период между 1279 и 1285 годом [192] имел немного прецедентов в прошлом, за исключением последних лет Фридриха 11, то в будущем у него оказалось множество параллелей. Царствования Эдуарда I в Англии после 1294 года и Филиппа Красивого во Франции в тот же период точно так же отмечены ростом прямого налогообложения и таможенных сборов, принуждением [банкиров] к выдаче кредитов [короне] и — в случае с Филиппом — экспериментами с порчей монеты… Обоим пришлось бороться с восстаниями, но далеко не столь масштабными, как те, что сделали столь бурным царствование Карла. Оба [Эдуард и Филипп] опирались на долгую традицию правления своих династий. Возможно, Карл оказался менее удачлив, чем они, просто потому, что был новым правителем в чужой стране»^{403}

.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

династия, Сицилия, Европа

ТРОН Анжуйской династии после смерти Карла I зашатался, но не упал. Формально преемником деда (в отсутствие Карла Хромого, по-прежнему находившегося в арагонском плену) был девятилетний Карл Мартелл, носитель громкого имени, связанного с историей дома Каролингов[193]. Фактически правителем Regno на несколько лет стал Роберт II, граф д'Артуа, племянник покойного короля. Роберт называл себя «бальи Сицилийского королевства, утвержденным Святой Римской Церковью посредством достопочтенного отца Герарда, легата Апостольского престола»^{404}. Тем самым подчеркивалось, что верховным источником власти в Regno является папство. Решительные меры, принятые Робертом в первые годы после смерти Карла Анжуйского, позволили усмирить мятежных баронов, часть из которых подумывала о переходе на сторону Арагона, наладить работу государственного механизма, обезопасить побережье Regno от возможной высадки неприятеля и несколько пополнить вечно пустующую неаполитанскую казну, которая с трудом оправлялась от утраты Сицилии. Граф Роберт оставался на юге Италии до осени 1291 года, когда отбыл на север, в свои наследственные владения в Артуа.

Между тем смерть Карла I открыла череду кончин главных действующих лиц драмы, начавшейся «Сицилийской вечерней». В конце марта 1285 года заболел и умер папа Мартин IV. Его преемник Гонорий IV, избранный в мае, был более миролюбивым человеком, и, хотя продолжал оказывать поддержку Анжуйскому дому, в принципе не видел ничего дурного в его примирении с Арагоном. Тем более что крестовый поход французского войска против арагонцев складывался из рук вон плохо. Карл де Валуа, которого папа Мартин объявил королем Арагонским, стал лишь предметом насмешек — из-за своей коронации, на которой не было короны, остававшейся у Педро III, и кардинал Шоле, проводивший обряд, вместо нее возложил юноше на голову собственную шляпу. Осажденная Жирона, один из крупнейших городов Каталонии, не собиралась сдаваться французам. К тому же на море вновь показал себя Рожер ди Лауриа: в битве у Ле-Формиг 4 сентября он разгромил франко-генуэзскую эскадру и захватил несколько сот пленных.