– Ничего, скоро все закончится, – успокоил его кольщик, и, взяв иглу в левую руку, освободил от бельма и второй глаз.
После этого он снял повязку с одного глаза Осмонда и переложил ее на другой.
– Ну как, вы что-нибудь видите?
Поморгав, Осмонд повернул голову.
– Элленвеора! – воскликнул он и начал плакать от радости. Эллен крепко его обняла.
Милдред не могла поверить, когда увидела, что отец на нее смотрит.
– Что случилось с твоими глазами? – изумленно спросила она. Осмонд во всех подробностях рассказал, как кольщик избавил его от слепоты.
– Зрение у меня, конечно, не такое, как в молодости, но ведь я вижу! – Он был вне себя от счастья. – Я благодарю Господа за то, что могу видеть вас и моих внуков. А где Мария? Я так давно ее не видел!
Осмонд и Милдред расположились в кухне, и старик играл с Марией. Эллен решила пойти в кузницу.
– Да, сходи туда. Исаак знает, что вы приехали, – сказала Милдред.
Когда Эллен вошла в кузницу, Исаак как раз мучился с заказом, над которым следовало работать вдвоем.
– Помочь? – спросила Эллен, подходя к нему ближе.
Ее шурин был широкоплечим, красивым и высоким мужчиной – на голову выше ее.
– Это я, Элленвеора! – сказала она, улыбаясь.
– А-а-а, сестричка-кузнец, – недружелюбно отозвался Исаак. – Ну ладно, подержи вот тут, – с иронией бросил он.
Эллен рассердилась из-за его пренебрежительного тона, считая, что шурин мог быть и поприветливее. Оглянувшись, она взяла кожаный передник, который висел на крюке возле наковальни. Исаак ловко работал с железом. У него был хороший ритм, но замах у него был шире, чем у Эллен. Он кивнул, и Эллен положила железо в горн.
– Честно говоря, я против присутствия женщины в кузнице. Их место на кухне, – сказал он, глядя на нее свысока.
– Ну и пожалуйста! – обиженно буркнула Эллен, снимая передник. – Тогда разбирайся с этой работой сам, раз тебе больше нравится так мучиться… – Она отвернулась, собравшись выйти из кузницы.
– Именно это я и имею в виду! Женщины слишком легко сдаются и идут на конфликт. Им нельзя доверять мужскую работу.
Глубоко вздохнув, Эллен пошла в дом.
– Твой муж выгнал меня из кузницы, сказав, что женщинам место на кухне! – возмущенно выпалила она.
– Если бы он знал, как ты готовишь, он бы этого не сказал. – Милдред усмехнулась, да и Осмонд не смог сдержать улыбки.
– Ну, знаете! Если бы он знал, как я умею ковать…
– То он бы и виду не подал. Ты совершенно права, малыш, – мягко сказал Осмонд. – Некоторые мужчины не могут вынести того, что женщина может обогнать их в чем-то.
– Никогда не выйду замуж. Я бы не сдержалась, если бы меня отправили на кухню.
– Но ведь ты была замужем. Разве твой муж вел себя не так? – удивленно спросила Милдред.
Эллен покраснела, вспомнив о своей лжи.
– Джоселин был совсем не таким. Он меня многому научил, и он позволил бы мне заниматься тем, чем я хочу. У нас просто не было такой возможности, – пробормотала она невнятно.
– Прости, я не должна была о нем говорить, – сказала Милдред, увидев слезы на глазах Эллен.
Когда Эллен входила в кузницу, Исаак начинал вести себя по-хамски. Но когда они сталкивались в доме, он был вполне дружелюбен, шутил и раскатисто смеялся.
В его лице было что-то детское, хотя ему было уже почти тридцать лет. Когда он улыбался, глаза у него превращались в узкие щелочки. Вообще-то глаза у него были карими, и если он был в хорошем настроении, они весело поблескивали, но если он ругался или насмехался, то глаза у него становились холодными как лед.
Дни, проведенные у Милдред, пролетели очень быстро, и вскоре Эллен и Осмонд отправились домой. Милдред крепко обняла их на прощание.
– Я так рада, что ты теперь занимаешься мастерской отца. Он так тобой гордится! – шепнула она Эллен на ухо.
На Рождество Милдред с Исааком, старшей дочерью Марией и младшей Агнесс, которой было всего несколько недель, приехали в Орфорд.
Эллен заказала новые надфили, точильный камень и полировальные камни, чтобы выполнить заказы для замкового гарнизона, но пока получила только половину оговоренной суммы. Она решила не обсуждать с Милдред и Исааком эти проблемы и попросила Жана также об этом не говорить. Поэтому о кузнице за столом почти не говорили. Исаак был дружелюбен, шутил и вел себя с Эллен так, как и положено шурину.
Рождество они праздновали, наслаждаясь копченым угрем, жирной уткой, которую привезла Милдред, пышным хлебом и острым соусом.
– Если бы ты только это видел! – шепнула Эллен отцу, который через несколько месяцев после лечения у кольщика снова ослеп. – Уилл пытается ходить. А если он еще и отпустит…
В этот момент Уильям действительно отпустил ножку стула и, неуверенно пошатываясь на пухлых ножках, потопал к деревянной лошадке-качалке, стоявшей в противоположном углу комнаты. Жан поставил туда лошадку еще утром, и с этого момента все внимание Уильяма было приковано к ней. Наконец любопытство победило его страх.