У Кирюши от восторга даже челюсть отвисла. Последняя ложка овсянки, которую он успел перед этим отправить в рот, упала обратно в тарелку. Папа – сам! – отвезет его в школу на своем белом «Мерседесе»! По этому случаю завтрак был закончен с космической скоростью, уже через две минуты Кирилл, одетый и обутый, ждал в прихожей.
Козырь неторопливо встал из-за стола, придирчиво оглядел сына. Новенькая куртка-«натовка», ботинки на толстой подошве, утыканные карманами брючки – все это барахло покупалось в специализированных бутиках и стоило немалых денег. Кирюха выглядел как отпрыск богатого и уважаемого семейства. Все в тему, все так и должно быть. И то, что лицом Кирюха пошел в отца, даже губы поджимает точь-в-точь как Козырь, – это тоже в тему. Вот только…
Только не хватает в нем булановской стали и булановского задора, вот в чем дело. И слишком много другого…
Приоткрылась дверь спальни, оттуда показалась Полина с помятым заспанным лицом.
– Еще не ушли? Слушай, Вася, я на вечер заказала зал в «Ямайке»… Отец будет, и все наши, и Зема… Даже Григорий Леонидович обещал прийти. Так что ты сегодня не поздно, ладно?
Земой в узком кругу называли мэра Тиходонска, Петра Ивановича Замятина. А Григорий Леонидович был главой администрации губернатора Тиходонской области.
– А кто тебя просил? – сказал Козырь.
– Ну как? Положено ведь… Ты ж сам хотел сойтись с ними поближе.
Верно, хотел. Было.
– Предупреждать надо!
Козырь отвернулся и с глухим раздражением посмотрел на покорно дожидающегося сына.
– Ну чего глаза прячешь? – Он вдруг вспомнил, что собирался с Волкодавом метнуться с утра на консервный завод, где сегодня проводилось собрание акционеров. – Смотри на меня, не тушуйся, как баба. Вот так. И всегда прямо смотри, понял?
Кирилл старательно уставился на него, пожирая глазами.
– А куртку эту пиндосовскую выбрось на хер. Ты не пиндос, запомни. Пиндосы за бугром живут. Увижу еще раз – обоим выпишу, и тебе, и матери…
Он глянул на Полину, хотел добавить что-то еще, но махнул рукой и стал обуваться.
Белый «Мерседес» мчал по резервной полосе, оставляя за собой облако водяной пыли. Всю ночь лил дождь, несколько улочек на окраине подтопило, и даже здесь, на главном проспекте города, стояли глубокие лужи. Несмотря на час пик, поток машин двигался медленно, осторожно, перед каждым перекрестком собирались пробки. И только Волкодаву все нипочем. Он давил в пол педаль газа, сигналом и фарами сметая другие машины со своей полосы. Белая акула разрезала косяк сельди. Казалось, даже уличная грязь не пристает к этому гладкому стальному телу. На фоне будничных замызганных «Жигулей», «дэушек» и «Фордов» длинный белоснежный «Мерседес» казался существом из другого мира. Да так оно, по сути, и было: здесь, в этом дождливом суетливом мирке, акулы не живут – они здесь питаются.
Семилетний Кирюха с восторгом пялился в окно, размахивал руками, строил рожи водителям соседних машин. Те только угрюмо провожали его глазами. В колонках наяривал шансон, в жарко прогретом салоне висел запах табачного перегара, но опьяненному Кирюхе нравилось все – и шансон, и перегар, и даже дядя Волкодав, бритый под ноль, похожий на огромный узловатый кулак.
– Хватит, – сказал Козырь, не оборачиваясь.
– Чего? – покосился Волкодав.
– Не тебе. Пацану. Кирюха, слышь?
За громкой музыкой Кирилл не услышал его.
– Хватит дразнить этих уё… – гаркнул Козырь и неожиданно запнулся. – Слышишь, нет? Эй!
Кирилл повернул к нему раскрасневшееся от возбуждения лицо.
– Сядь нормально, говорю! – прикрикнул Козырь.
– Да папа, смотри! Они ж ползут, как неживые! – Сын не унимался. – А мы их всех обгоняем! Во как!
– А чё, пацан верно подметил, – почтительно подхихикнул Волкодав. – Будущий лидер, ясен перец…
– А ты воспитатель хренов, – сказал Козырь.
Волкодав осклабился, глянул в зеркало заднего вида.
– Эт-да!
Очередной перекресток пролетели на мигающий желтый, едва не протаранив в бок нетерпеливую «Волгу», выскочившую впереди остальных. Волкодав, ругнувшись, ударил кулаком по сигналу.
– Куда лезешь, козел! – пропищал Кирюха в заднее стекло. – На, отсоси!
Волкодав заржал в голос. Козырь тоже не удержался, хмыкнул. И тут же, обернувшись, влепил сыну сильную затрещину, от которой Кирилл едва не свалился на пол.
– Со старшими так не разговаривают, понял? – Он наставил на опешившего Кирилла указательный палец. – Ну чего глаза опять прячешь? Смотри сюда, запоминай. Каждый мужчина за свои слова отвечает. А ты ни хрена не отвечаешь – потому что не мужчина пока еще, а сопля малая. Понял? Сиди и помалкивай.
Козырь откинулся в своем сиденье, сосредоточенно уставился в окно. В зеркало заднего вида Волкодав видел, как мальчишка из последних сил сдерживается, чтобы не разреветься, хмурит брови и сжимает зубы. Самому Волкодаву, выросшему в глухом интернате под Воронежем, было непонятно, чего еще нужно этому пацаненку, у которого в жизни и так все есть. Даже папа с мамой. Странные дети пошли.
– Емельян вчера вечером отзвониться обещал, – сказал он, пытаясь отвлечь раздраженного шефа. – Пропал куда-то… Бухает, что ли. Или спит в тряпку.