Меч почета

31 мая Гай находился в пещере в скалах, нависших над берегом моря в Сфакии, с которого вскоре должна была начаться посадка войск на корабли. Стрелки на часах показывали, что еще нет и десяти, но было похоже, что наступила глубокая ночь. В лунном свете все казалось недвижимым. Внизу, в запруженном войсками ущелье, ожидая подхода шлюпок, в ротных колоннах стоял второй батальон алебардистов; все солдаты были в полном походном снаряжении. Оперативная группа Хука, развернутая на господствующих над берегом высотах, держала оборону района посадки, имея перед собой противника, который после захода солнца не подавал никаких признаков жизни. Гай привел сюда свое отделение в конце дня. Им пришлось идти всю прошлую ночь и большую часть дня до перевала, затем вниз до Имброса и далее по лощине на эту последнюю позицию. Дойдя сюда, все повалились и заснули мертвецким сном прямо там, где остановились. Гай пустился на поиски, разыскал штаб войск гарнизона Крита и возвратился оттуда с последним суровым приказом командирам частей оперативной группы Хука.

Он неспокойно дремал, часто просыпался и едва ли сознавал, что с ним происходит.

Снаружи послышались шаги. Гай не стал выставлять часового. Рота Айвора Клэра находилась в нескольких сотнях ярдов от их расположения. Гай подошел к выходу из пещеры и увидел в лунном свете фигуру, заговорившую знакомым голосом:

– Гай? Это я, Айвор.

Айвор вошел в пещеру и сел рядом с Гаем.

Едва живые от усталости, они вели разговор безжизненным тоном, томительно растягивая слова, прерывая их длинными паузами.

– Черт возьми, Гай, это же просто идиотское решение.

– Завтра все кончится.

– Только начнется. Ты уверен, что Тони ничего не напутал? Я был в Дюнкерке, ты знаешь. Там не очень-то соблюдали очередь на посадку. Потом тоже не было никаких расследований. Нет никакого смысла бросать боевые части и вывозить этот сброд. Тони страшно устал. Держу пари, он перепутал полученный приказ.

– Я получил его в письменном виде от командующего. Капитуляция на рассвете. Солдатам знать об этом еще не полагается.

– Но они все равно все знают.

– Генерал отбывает на летающей лодке сегодня вечером.

– Значит, не хочет оставаться на тонущем корабле.

– Наполеон не остался со своей армией после Москвы.

После небольшой паузы Айвор спросил:

– А что делают в лагере военнопленных?

– Мне представляется страшно надоевшая серия концертных вечеров самодеятельности, возможно, в течение ряда лет. У меня есть племянник, он попал в плен в Кале. Как ты думаешь, можно добиться отправки в какой-нибудь лагерь по собственному выбору?

– Я полагаю, да. Обычно это возможно.

Еще одна пауза.

– Командующему не имело смысла оставаться здесь, чтобы попасть в плен.

– Никакого. Никому из нас нет смысла оставаться.

Снова пауза.

– Бедная Фрида. К тому времени, когда я увижу ее снова, она превратится в старую суку.

Гай ненадолго забылся в дремоте. Затем Айвор спросил:

– Гай, что бы ты сделал, если бы тебя вызвали на дуэль?

– Расхохотался бы.

– Да, конечно.

– Почему ты спросил об этом именно сейчас?

– Я думал о чести. Это понятие, которое изменяется со временем, не так ли? Я хочу сказать, что сто пятьдесят лет назад нам пришлось бы драться, если бы нас вызвали. Теперь мы рассмеялись бы. Должно быть, во времена, отстоящие от нас лет на сто или около того, этот вопрос представлялся довольно щекотливым.

– Да. Моралисты-теологи так и не смогли прекратить дуэли. Понадобилась демократия, чтобы добиться этого.

– По-моему, и в следующей войне, когда мы полностью демократизируемся, для офицеров будет вполне пристойно бросать своих солдат. Так и запишут в уставе в качестве обязанности: сохранять кадры для подготовки новых солдат, на место взятых в плен.

– Возможно, солдаты не очень-то благожелательно отнесутся к перспективе проходить подготовку под руководством дезертиров.

– А ты не думаешь, что в истинно современной армии их уважали бы больше за такое бегство? Я считаю, наша беда в том, что мы оказались здесь в недобрый час, подобно человеку, вызванному на дуэль сотню лет назад.

В лунном свете Гай видел Айвора отчетливо; строгое лицо, теперь изможденное, но спокойное и собранное, такое же, каким он увидел его впервые в Боргезских садах. Айвор поднялся и побрел прочь со словами:

– Что ж, стало быть, дорога чести проходит через дезертирство.

Гай забылся в крепком сне.