Меч почета

Бригадир Ритчи-Хук мог потеряться из виду где-то за стенами викторианского замка и, по крайней мере на время, утратить важность своей персоны. С Эпторпом же этого произойти не могло. Во второй половине того дня, когда Эпторп стал капитаном, случилось так, что он и Гай шли навстречу друг другу по батальонному плацу. Подражая одной из веселых, на уровне учеников четвертого класса, проделок, так легко переносимых в среду военных, Гай сделал серьезный вид и церемониально отдал Эпторпу честь. Эпторп не менее серьезно и церемониально ответил ему. Правда, после многочисленных поздравительных стопок в первой половине дня Эпторп не совсем уверенно держался на ногах и его лицо было неестественно напыщенным, но в целом обмен приветствиями прошел бодро и по всем правилам.

Позднее в этот день, как раз когда начинало темнеть, они встретились еще раз. Эпторп, видимо, слишком часто прикладывался к бутылке и был теперь в состоянии, которое он сам называл «навеселе» – состояние, которое можно было определить по его исключительно важному виду. Когда они шли друг другу навстречу, Гай с удивлением заметил, что Эпторп начал четко выполнять приемы, которым их обучали в алебардийском казарменном городке и которые они неуклонно выполняли, приветствуя идущего навстречу старшего офицера. Эпторп сунул трость под левую руку, энергично отвел назад правую и устремил невидящий взгляд прямо перед собой. Гай продолжал идти непринужденно, добродушно бросил Эпторпу: «Добрый вечер, капитан!» – и слишком поздно заметил, что правая рука его друга уже поднялась до уровня плеча в попытке ответить на ожидавшееся приветствие. В следующий момент рука Эпторпа резко опустилась, взгляд устремился еще дальше вперед, на противоположную сторону долины, и он, спотыкаясь, прошел мимо.

Предыдущее шутливое приветствие Гая, видимо, произвело на Эпторпа неизгладимое впечатление и способствовало сохранению им веселого настроения в течение остальной части дня. На следующий день Эпторп уже не витал в облаках и испытывал слабое недомогание где-то внутри, но зато у него появилась новая idee fixe.

Еще до первого построения он сказал Гаю:

– Послушай, старина, я был бы тебе очень признателен, если бы ты приветствовал меня всякий раз, когда мы проходим мимо друг друга в пределах лагеря.

– С какой стати, Эпторп?

– Как это с какой? Я ведь приветствую майора Тренча.

– Конечно, приветствуешь.

– Разница между ним и мной точно такая же, как между мной и тобой. Понимаешь, о чем я говорю?

– Дорогой мой, нам ведь с самого начала нашей службы очень хорошо объяснили, кого следует приветствовать и в каких случаях.

– Правильно. Но разве ты не понимаешь, что я – это исключение?! Мое положение беспрецедентно во всей истории полка. Не так давно все мы начали службу в равном положении. Случилось так, что я сравнительно быстро выдвинулся, поэтому, естественно, я должен делать что-то большее для укрепления своего авторитета, чем если бы я продвигался вперед в течение многих лет. Пожалуйста, Краучбек, приветствуй меня. Прошу тебя как друга.

– Очень сожалею, Эпторп, но я просто не смогу делать этого. Я буду чувствовать себя ослом.

– Ну что ж, тогда, по крайней мере, скажи всем другим офицерам.

– Ты действительно хочешь этого? Ты хорошо обдумал это» дело?

– Больше я ни о чем и не думал.

– Хорошо, Эпторп. Я скажу им.

– Категорически приказать приветствовать меня я, разумеется, не могу. Просто скажи им, что таково мое желание.

Желание Эпторпа быстро стало известно каждому, и в течение нескольких дней он был жертвой согласованного преследования. Идя кому-нибудь навстречу, он всегда теперь начинал смущенно, с большим напряжением готовиться… неизвестно к чему. Иногда офицеры, ниже его по чину, приветствовали Эпторпа без улыбки, по всем правилам; иногда они проходили мимо, совершенно игнорируя его; иногда они лишь небрежно вскидывали руку и говорили: «Привет, „дядюшка“.

Наиболее жестокий прием выдумал де Сауза. Завидев Эпторпа, он совал трость под левую руку и переходил на четко выраженный строевой шаг, поедая Эпторпа взглядом. Затем, когда до встречи оставалось шага два-три, он неожиданно расслаблялся и отводил взгляд в сторону, а однажды он внезапно опустился на одно колено и, не сводя с капитана подобострастного взгляда, начал поправлять руками шнурок на ботинке.

– Послушай, ты доведешь этого несчастного человека до полнейшего безумия, – сказал Гай де Саузе.

– Да, пожалуй, доведу, «дядюшка». Честное слово, наверняка доведу.

Эта забава кончилась однажды вечером тем, что Гая вызвал к себе в канцелярию подполковник Тиккеридж.

– Садитесь, Гай. Я хочу поговорить с вами неофициально. Меня все больше и больше беспокоит Эпторп. Скажите откровенно, у него с головой все в порядке?

– Видите ли, подполковник, у него, конечно, есть некоторые странности, но я не думаю, что та или иная из них могла бы привести к чему-нибудь опасному.

– Надеюсь, что вы не ошибаетесь. Я получаю со всех сторон весьма необычные докладные записки о нем.

– С ним произошел очень неприятный случай в день нашего отъезда из Саутсанда.