Меч Тенгри (сборник)

Он не стал спорить, только пожал плечами и вышел на улицу.

Сухой южный воздух благодатно вливался в лёгкие. Горная долина. Так и хотелось вытащить за хвост ленивый ветер, застрявший в густых виноградниках.

Рафик остановился возле большого дома, окружённого каменной стеной. Потянув за верёвку, вдетую в отверстие калитки, он стал ждать хозяина. На звон медного колокольчика вышел старый усатый армянин. Они о чём-то затараторили по-своему, размахивая руками, так что не было понятно: то ли они ссорятся, то ли договариваются.

Наконец, старик зашёл в дом.

– Иди сюда, – сказал Рафик, – Сююмбике сейчас выйдет. Только будь покороче. Я здесь подожду.

Я шагнул во двор. Навстречу мне вышла женщина в чёрном платье и чёрном платке. Я не сразу узнал в ней Сююмбике.

– Сююмбике!

Её лицо потемнело, и даже нос, кажется, вытянулся. В общем, девушка из татарского аула Шалки здесь, на Кавказе, стала похожа на сдержанных армянских женщин.

Она остановилась в метре от меня. Я взял её за руку, жёсткую, потрескавшуюся, и слегка пожал пальцы, вздрогнувшие и выскользнувшие из моей ладони.

– Иснме… Здравствуй…

Чтобы снять возникшую напряжённость, я попробовал пошутить.

– Надо же! А в деревне говорят, будто тебя держат взаперти с отрезанными ушами и носом… Но ты всё такая же красивая!

Сююмбике лишь тихо, печально вздохнула. Какой же я кретин, разве можно так шутить!

– Я письмо привёз от твоих родителей.

Она быстренько спрятала на груди помятый конверт и спросила:

– Как они там?

– Хвала Аллаху! Дядя Юсуф хочет финский дом собрать. Вот только досок не хватает. А в колхозе уже пять месяцев зарплату не дают.

«Зачем всё это ей говорю? – подумал я. – Какой толк от дома, который никогда не будет построен, и где никогда не будет слышен смех Сююмбике?»

– Три года, как уехала, а родителей ещё ни разу не навестила.

Она беспомощно улыбнулась.

– У меня же двое детей. Как с ними в такую дальнюю дорогу выехать?

– Мальчики? Девочки? Как зовут? – я изо всех сил старался поддержать разговор.

С материнской радостью в глазах Сююмбике ответила:

– Мальчики. Тигран и Вазген. Сейчас спят, а то бы показала.

– И Арсена не видно…

– Он в Карабахе… воюет. Уже год нет от него вестей, – шмыгнула носом Сююмбике.

«Когда же она в дом пригласит?» – думал я, по наивности думая, что здесь так же гостеприимны и радушны к гостям, как в нашем ауле. Но Сююмбике вовсе не горела желанием пригласить меня на чашку традиционного чая. Она нервно потирала руки и беспокойно поглядывала по сторонам.

Что ж… Пора и честь знать… Говорить, кажется, уже не о чем. Неужели она родителям ничего в гостинец не пошлёт?

– Ну, ладно, прощай, что ли… А-а… Магазин где у вас? Надо бы продукты в дорогу, гостинцы домой закупить…

Она вяло махнула рукой куда-то мне за спину: «Та-ам…»

И вдруг во мне словно бес проснулся. Какая-то глупая надежда всколыхнула мне сердце, и я тихонько и горячо позвал её:

– Сююмбике! Собирайся, я увезу тебя домой!

Она не успела ответить, потому что в дверях появился тот усатый старик, видимо, её свёкор, и что-то сказал по-армянски, энергичными жестами зовя её к себе.

– Передавай привет! – упали на порог последние слова Сююмбике, за которой закрывались, словно створки раковины, тяжёлые двери крепкого армянского дома.

* * *

На следующий день мы выехали в обратный путь. Отжав муфту сцепления, я услышал какой-то писк, доносившийся из-под педали.

Это моя бедная мышка, «землячка», за время дороги освоившая кабину как свою нору, – ну надо же, из-за утраченной осторожности и рискованно приобретённой смелости попала под нажим педали…

Вот так бывает… Тысячи километров проезжаешь благополучно, преодолеваешь много трудностей, и вдруг случайно гибнешь по нечаянной вине своего же земляка и товарища…

Остановив машину, я облокотился о руль и закрыл кулаками глаза. На душе было тоскливо. Однако времени на чувства не было: сзади стали сигналить машины. Я открыл дверцу кабины и пинком сбросил окровавленное тельце мышки на пыльную армянскую землю.

«КамАЗ» взревел и рванулся вперёд. Горные гряды постепенно уменьшались, таяли за спиной. Впереди меня сиротливо ожидала родина.

1997

Женщина с дурным глазом, или Месть через любовь

Те, кто видел новую лошадь Шакура-абзый, целых три дня не могли прийти в себя от изумления. От коня глаз нельзя было отвести. При беге гибкое туловище его грациозно вытягивалось, копыта летели, едва дотрагиваясь до земли. Мы, желторотые мальчишки, заворожённо смотрели на это чудо природы, ощущая в себе непонятное, неизведанное ещё чувство прекрасного, возвышенного начала. Кажется, даже кровь в наших жилах текла быстрее и горячее при взгляде на коня. И кличка у него была редкая, живописная, напоминающая старинные бабушкины сказки, в которых прекрасные пери перемежались со страшными семиголовыми драконами. Когда Шакур-абзый ласково обращался к своему новому четвероногому другу, в груди нашей что-то теплело. А звали коня – Фархадом.