Меч Тенгри (сборник)

Парень засмеялся, и к нему угодливо присоединились соседние урки, один страшнее другого.

– Спьяну избили, пытались ограбить, да ещё вдвоём. Это, дружок, и 206-я тебе будет, да ещё «букет» подарят. И застрянешь ты в тюряге надолго, ох, надолго! Но не боись, здесь не так плохо, как ты думаешь. Звать-то как?

– Шамиль. Шаманом кличут.

– Шаман так Шаман. Борман! – толкнул он широколицего плечистого мордоворота, лежавшего рядом с ним. – Того с крайней шконки выброси на скамейку. А этого на его место устрой.

– Айн момент! – Борман вскочил, подошёл к крайней возле двери верхней шконке и стянул с неё спящего человека. Темнолицый худой парень с грохотом свалился на пол и сжался, видимо, ожидая, что его станут бить.

– Вставай, падаль! – рявкнул Борман. – Твоё место там, на скамейке.

«Падаль» тихо поднялся, причём глаза его не переставали выражать чувство собачьей преданности и даже благодарности, и покорно улёгся на указанное место. Шаман отвернулся.

– А джинсы у тебя клёвые, – пощупал Борман Шамана за задницу. – Снимай давай!

– А я, что, без штанов останусь? – Шаман отвёл руку Бормана. – Не трогай.

– Ладно, ладно… – громила выдал что-то наподобие улыбки. – Скоро ноченька наступит, баю-баюшки. Ты, наверное, тоже спать хочешь? А если не проснёшься?

Шаман молча залез на шконку, а Борман отправился к своему пахану.

Что делать? Шаман от страха вспотел, жуткий испуг медленной змеёй пополз от низа живота к горлу. А если ночью его задушат подушкой? Что терять этим уркам? Повадки убийц. И Шаман медленно стал снимать с себя брюки. Потом подошёл к шконке пахана.

– На, – протянул он штаны, – дарю.

При этом он старался не смотреть на звероподобного Бормана.

– Ну вот умница, – похвалил его Борман. – А раз такой добрый, подари мне и шубу.

Шаман посмотрел на пахана повлажневшими глазами.

– Скоро тебя оденут во всё казённое, в зоне нельзя ходить в шубе, – с философским видом объяснил ему пахан. – И вообще, здесь не любят частную собственность.

Один из подручных пахана уже нёс ему шубу Шамана.

– Я так и буду ходить без штанов? – растерялся Шаман.

Борман вытащил откуда-то сатиновые штаны.

– На, – усмехнулся он. – Лёгкие, одевать-снимать удобно. Хозяин их был хорошим человеком, жаль, умер, да пребудет душа его в раю.

Действительно, сатиновые штаны одевать было удобно. «Но снимать любые штаны несподручно», – подумал вдруг Шаман. Видно, тюремный быт рождает особую философию.

Борман резким движением оторвал у шубы воротник, вытащил из тумбочки свиное сало и намазал на воротник.

– На, чайханщик! – Борман протянул намасленный воротник долговязому детине. – Пора чаёвничать!

«Чайханщик» быстро свернул свой матрас, поставил на обнажившуюся пружину кружку с тремя кусками сахара, зажёг намасленный воротник и стал снизу нагревать посудину. Когда сахар расстаял, в кружку налили воду или ещё чего…

Уселись кругом. Лицо пахана порозовело.

– Иди сюда, – приказал он Шаману.

Шаман нехотя подошёл. Дали кружку ему. Он поднёс к губам красноватый напиток, отдававший жжёным сахаром. Горячая жидкость обожгла горло, провалилась внутрь. В груди потеплело, голова слегка закружилась, сердце застучало.

– Только два глотка! – крикнул Борман. – Нужно делать только два глотка!

Каждый, дважды глотнув этого пойла, должен передать его соседу.

– Кайф! – Верзила-чайханщик погладил себя по животу.

Зэки с других шконок старались не смотреть в сторону пирующих. «За два глотка – шубу и джинсы!» – возмутился про себя Шаман.

Довольный пахан слез со шконки, и другие тут же поспешили залезть на свои места. Возле пахана остался лишь один Борман. Они вдвоём быстро стали ходить по камере туда-сюда. Шаман осторожно глянул на них. Глаза блуждающих по камере были почти бессмысленными, но слова…

– Вот, – разглагольствовал пахан, – коммунисты хвастались, что построили справедливое общество. Ого!.. Вроде у них нет ни бедных, ни богатых. Ха! Это – чушь, придуманная для безмозглых людей. Откройте глаза – коммунистические паханы обдирают народ как липку, а в свободное от грабежа время подымают свои жирные зады на трибуну и снова блудят о равноправии, о ближайшем светлом будущем. И народ верит! Народ – это овцы, быдло. Они радуются, что в будущем будут жить в коммунизме, и того не знают, что живут в нём уже сегодня, сейчас. Забыли! А ведь когда-то Хрущёв обещал построить коммунизм уже к восьмидесятому году.

Пахан с Борманом продолжали носиться по камере.

– А настоящий коммунизм – не пустое слово, он есть! И он царит только в одном-единственном месте – в тюрьме. Здесь всё общее, сами видите. Может здесь кто-нибудь взять себе пайку побольше? Нет. К тому же у нас – чисто пролетарская диктатура. С гнилой интеллигенцией у нас разговор короток.

Пахан остановился.

– А там орут о справедливости. Вот у меня мама осталась одна-одинёшенька в Челнах. Брат – в тюрьме, я – в тюрьме. Как живёт наша мама? И пенсию не получает. А государство пальцем не пошевелит, чтобы помочь ей. А если мама с голода помрёт? Я этого никогда не прощу! Отомщу! Это говорю я – Ринат Туктаров!

Пахан закрыл лицо обеими руками:

– О, мама, милая!