Меч Вайу

– Пришел я сегодня к кузнецу Тимну – за ним долг числится еще с того года. А он мне бирку показывает – мол, все уже уплачено. Только я-то хорошо помню, что Тимн не вносил этой дани. И знак сам поставил на бирке, думал, что я забуду.

– Это неправда, великий вождь! – вперед выступил кряжистый кузнец в старом кожаном фартуке с дырками от прожогов.

– Как ты смеешь меня называть лжецом! Ты!..

– Замолчи! – прикрикнул на взбешенного сборщика податей вождь. – Подайте мне бирку.

Один из старейшин вручил вождю тоненькую каменную плитку; на ней красной краской были нарисованы пять квадратов – размер взимаемой дани. И внутри этих квадратов стояли белые крестики – знак того, что дань внесена.

– Говори, Тимн.

– Великий вождь! Я не умею говорить красиво, как сборщик податей. Пусть мои руки скажут за меня. Посмотри, о вождь, на его пояс! Этот акинак я отковал и золотом чеканным украсил рукоять и ножны. А за это он мне долг простил, своей рукой крестик на бирке начертал.

– Он лжет! За акинак я расплатился, у меня есть свидетели!

Марсагет, гневно сверкнув глазами, поднял вверх бронзовый топорик. Сборщик податей умолк, склонившись перед вождем.

– Мы тебя уже слушали! – повысил голос вождь. – Теперь слово старейшин.

Седобородый жилистый старик с желтыми рысьими глазами важно поклонился вождю, разгладил бороду.

– Старейшины внимательно выслушали обе стороны, – начал он. – Мы хорошо знаем и всеми уважаемого сборщика податей и кузнеца Тимна. Не верить им мы не можем. И все же, коль речь зашла о чести и достоинстве обоих, необходимо установить истину…

Старик прокашлялся и жестким скрипучим голосом закончил речь:

– Мы считаем, что и тот и другой должны принести клятву покровительнице очага вождя племени. Законы предков священны и непоколебимы. Они гласят: за ложь Великой Табити[24] клятвопреступник должен умереть.

Словно легкий ветерок пробежал среди напряженно застывших воинов и ремесленников. Даже некоторые старейшины, видимо не подготовленные к такому повороту событий, зашептались, заволновались. Побледнел сборщик податей, на лице у кузнеца Тимна под туго натянутой кожей забегали желваки. Вождь внимательно посмотрел на закаменевшего Тимна, затем перевел взгляд на сборщика податей и старейшин.

«Превеликие боги! – подумал Марсагет. – Чем приходится заниматься в такие смутные времена… Когда так нужно всеобщее единение, находятся люди, готовые из-за личной корысти глотку перегрызть ближнему. Интересно, что за счеты у сборщика податей с Тимном?»

В виновность кузнеца вождь не верил. Был Тимн искусным мастером и хорошим воином, не раз сражался бок о бок с вождем в дальних походах.

Но даже вождь был бессилен что-либо изменить в приговоре старейшин, когда они в своих действиях ссылались на древние законы и обычаи. Только в военное время вся власть принадлежала вождю племени. Да и негоже было ему противиться воле старейшин, тем самым расшатывая довольно зыбкое перемирие между ним, старейшинами и жрецами, которое установилось еще в те времена, когда они прочили в вожди его младшего брата, а он с акинаком в руках доказал несостоятельность их притязаний…

Все ждали решения вождя.

– Пусть будет так…

Повинуясь знаку седобородого старейшины, один из воинов подал ему небольшой горшочек с нарисованным белой краской на крутых лощеных боках изображением Табити. Трое старейшин в полном молчании вошли в дом и через некоторое время возвратились, держа на вытянутых руках горшочек, доверху наполненный золой и тлеющими углями.

Первым подошел к старейшинам сборщик податей и, прикоснувшись левой рукой к горшочку, слегка охрипшим голосом произнес священную клятву. За ним последовал и кузнец Тимн. Глядя прямо в глаза вождю, он повторил слова клятвы:

– Клянусь именем Великой Табити, что я ни в чем не виновен перед вождем и племенем, и что обвинение, предъявленное мне, – напраслина! И пусть падет на меня и моих предков до седьмого колена праведный гнев великой богини, если я осквернил свои уста ложью.

Снова выступил вперед желтоглазый старец.

– Великий вождь! Кто-то из них принес ложную клятву! И он должен умереть, иначе несчастья и беды обрушатся на тебя и твою семью. Нужно звать гадальщиков.

Вождь сумрачно кивнул…

Прибыли три гадальщика с пучками тонких ивовых прутьев, перевязанных лыком. Не говоря ни слова, среди общей тишины гадальщики начали раскладывать прутья в ряд, один к одному.

Неожиданно дробный стук копыт нарушил мрачную тишину церемонии гадания. Во двор влетел молодой воин на саврасой лошади и закричал:

– Великий вождь! Горят сторожевые огни!

Марсагет вздрогнул. Каленым железом обожгла мысль: «Абарис!» Стараясь быть спокойным, спросил у воина:

– С какой стороны?

– С северной.

«Неужели сарматы так близко, в лесах Борисфена? Когда же они успели? И сколько их? Возможно, это не главные силы, а передовой отряд…»

– Объявить общий сбор! Военачальников – к северным воротам! Все стада пригнать с пастбищ! – Марсагет отдавал приказания, облачаясь в доспехи, принесенные оруженосцем.