Меч вакеро

Луис перекрестился, взывая к небесам. Раньше ему казалось, что он мог перевернуть землю, на которой, пусть не так широко, но крепко стояли его ноги. Но теперь всё было не так: он терялся пред тайной, слабея душой, а замутившийся разум его блуждал как пьяный, не находящий тропы, способной вывести на свет.

Капитан насторожился, когда в дверь постучали.

—  А-а, это вы, падре. Зачем? Неужели они посмели…

—  Нет, сын мой, успокойся. Никто не посмел… Просто вижу, что ты не спишь, — вот и заглянул.

Падре Фарфан с толстой голубой свечой в руке подошел к кровати. У него была хромающая походка, и он крепко сутулился, ровно поддерживал плечами тяжелую ношу. Монах поставил подсвечник на стол и сел на сундук по соседству с де Аргуэлло.

—  А ты по-прежнему любишь унижать людей… — глубоко запавшие в морщинистое лицо глаза смотрели на сына губернатора.

—  Бросьте свои поучения, падре. Надоело. Я не тот человек…

—  Да, знаю, знаю, что ты за человек… — вздохнул старик и добавил с надеждой: — Но, может быть, тебе всё же стоило хоть немного умерить свою гордыню?

—  Мне это не по карману. И вообще, кто вы такой, чтобы учить меня?

—  Я — падре Фарфан, сын мой. Временно замещаю в iglesia место покойного отца Игнасио, — смиренно ответствовал монах. — Наслышан о тебе…

—  Ах вот что, — зло огрызнулся Луис. — Сочли за долг прийти и сразу начать наставлять меня на путь истинный, как тупого индейца. Так?

—  Не совсем, — падре прижал свой перст к губам Луиса. — Прошу, — мягко сказал он, — давай говорить по-человечески, хорошо? — Луис чмокнул его протянутую руку, но взгляд оставался напряженным и недоверчивым. — Я пришел сюда, потому что хочу взглянуть на человека, который взвалил на себя непосильную ношу.

—  Что? — Луис резко открыл глаза, напряженно вглядываясь в монаха.

Доминиканец вновь приложил палец к его губам:

—  Видишь ли, сын мой, в воздухе нынче разлито Зло. И смерть людей. И вой, несущийся по ночам с гор, — это только послание нам. — Старик осенил распятьем пространство вокруг себя и скорбно покачал седой головой. Глаза его вдруг загорелись гневом. — Я никогда еще не ощущал такой силы Зла, как теперь… Именно эта сила убила и гонца, и его…

—  Прекрати! — Луис до боли в костях сжал витую рукоять своей сабли.

Лицо падре замкнулось. Какое-то время он смотрел на капитана своими запавшими скорбными глазами, потом тяжело поднялся.

—  Я не хотел тебя расстроить, сын мой…

—  Я и не расстроился.

—  …но я хотел, чтобы ты знал правду!

—  Ради Иисуса, перестаньте же, падре!

Монах отвернулся, огорченно вздохнул и направился на выход. Полы его ветхой ризы обвивали худые ноги.

—  Стойте! — де Аргуэлло нагнал старика. — Что вы еще хотели сказать, отец?

—  Прости, сын мой. Всё, что я хотел, — я уже получил. Ты действительно человек без узды. Да хранит тебя наш Спаситель.

Монах попытался обойти капитана, но тот, по-сыновьи взяв его за плечи, почтительно усадил на стул и тихо сказал:

—  Умоляю. Вы тоже уверены, что я проиграю? Молчите? Значит, да? Неужели ОН всемогущ… Да кто же ОН?

Руки Луиса сорвались с плеч монаха и повисли как плети.

—  ОН умен и тщеславен, чтобы быть на вторых ролях, — задумчиво молвил падре Фарфан. — Поэтому, однажды подумав, что сгниет в безызвестности, ОН продал душу Сатане… и расправил крылья. Nil admirari122 в этой жизни. Nil novi sub sole…123

—  Вы что-то знаете? Откуда? — взволнованно прошептал капитан. Холод тайны забирался под его камзол.

—  Я сказал тебе всё, — после глубокой паузы кашлянул Фарфан. — Всё, что было дано мне в откровении Божьем.

—  Так где мне взять силу? Где?!

—  В молитве и в Боге. Его проси. Он — наш небесный щит.

Луис поднялся с колен. Окна взирали на него чернотой своих глаз. И, часто дыша громким дыханием страха, он тихо спросил:

—  Но за что… за что тогда убили отца Игнасио? Он столько сделал для Бога, для миссии…

—  Когда ты на виду, то враги найдутся… У тебя они тоже есть. Берегись. Но помни, кто-то должен драться со Злом. Иначе… — монах надолго замолчал, губы его неслышно читали молитву, — иначе всё в этом мире бессмысленно. Понимаешь?

Луис подавленно качнул головой, а старик прижал его к своей впалой груди и прошептал:

—  Я верую, сын мой, ты победишь. Gutta cavat lapidem124.

Глава 9