Меченые Проклятием

— Ну, он лучше, чем кажется. В Вериове он учился быть пастырем. — Гвин плохо знала историю этих краев, но трингианка Джасбур знала, наверное, еще меньше. — Веснар — зарданское королевство, пожалуй, наиболее зарданское из них всех. У них даже есть отборный отряд воинов, которые все еще блюдут варварские обычаи татуирования, уродования лица... (И творят те же зверства. О том, что рассказывали беженцы из Толомина, даже думать было невыносимо!) После разграбления Квола зарданцы разделились. Сам Панталион вернулся на восток и обосновался здесь, в Веснаре. — Она спохватилась, что «обосновался» не слишком подходящее слово для зарданца. — Во всяком случае, последние год-два он провел тут. Объявил себя верховным правителем. Столицы у него не было, и даже теперешний король Веснара постоянно переезжает со своим двором то туда, то сюда. Однако Вериов был любимым городом Панталиона. Он там и похоронен.

— Зарданцы были достаточно плохи, — мрачно заметила Джасбур, — но ты знаешь, почему они вообще вторглись в империю?

— Ради грабежей, думается мне. Или из любви к войне?

— Нет. Они бежали от карпанцев. Карпанцы даже еще хуже.

И вот теперь сами карпанцы появились в бывших пределах империи, вторгнувшись в Нимбудию. Объединенная мощь империи рухнула под натиском зарданцев. Враждующие мелкие королевства Куолии станут легкой добычей для варварских орд.

— Спасибо за добрую новость!

Джасбур пожала плечами.

— Они могут и не свернуть на юг, а выступить против Рурка. Так почему мы едем в Вериов?

— Потому что он находится на пути в Рарагаш. Зарданские жрецы учредили там коллегию толкователей знамений. Возион хочет сверить свои наблюдения и убедиться, что он не допустил пропуска в своем календаре.

Джасбур хмыкнула.

— Предлог, по-моему, не слишком убедительный.

— По-моему, тоже. Думаю, он поехал из желания сунуть свой длинный нос в Рарагаш. Расскажи мне про Рарагаш.

— Да рассказывать-то нечего. — Джасбур указала рукой в сторону. — А эти поля засеяны!

И правда. Гвин рассердилась, что сама этого не заметила. Справа и слева от тропы зрели хлеба. Рожь стояла выше головы, а дальше горох вился по аккуратно натянутым веревкам. А вон там луг, который только и ждет косцов. Деревушка у реки, видимо, обезлюдела во время Толаминской войны, но тут с тех пор кто-то поселился, хотя местность вокруг по-прежнему выглядела пустынной и нигде ни единого стада или табуна.

Она оглянулась, ища взглядом кого-нибудь из своей земледельческой семьи, но за ними ехали Тигон и Шард, огоулграты, а ближайшие Тарны были слишком далеко, чтобы их окликнуть.

— Значит, вскоре нам могут повстречаться местные жители. Так расскажи мне о Рарагаше.

— Так, правда, рассказывать особенно нечего. В дни Империи, полагаю, весь кратер был своего рода огромным парком, но с тех пор ухаживать за ним было некому, и теперь это снова лес. Большие дома еще стоят, и люди живут главным образом в них. Правительства, кроме Академии, никакого нет.

Она все еще расчетливо не говорила ничего определенного.

— Ну а Академия?

— Академия существует больше в мечтах, чем на деле, — множество старинных книг и горстка людей, все еще пытающихся наставлять в том, в чем наставляли их самих. Вот и все. Великолепная статуя императора Лоссо Ломита, ее основателя. Как, по-твоему, Раксал не сможет продвигаться быстрее, если мы переложим часть поклажи на лошадей?

— Наверное, нет. А что вы все едите?

— Есть поля. Скот. Торговля. Речки изобилуют рыбой. Мы едим много рыбы.

— Откуда берутся деньги, чтобы платить торговцам?

— Наверное, деньги приносит лазарет. — Джасбур сморщила нос. — Почему бы тебе не спросить Тибала Фрайнита?

Гвин уже пыталась — и не один раз.

— Потому что он сжимает губы даже крепче, чем ты. Расскажи про него.

— Я, честно, не знаю о Тибале почти ничего, — призналась Джасбур, сверкнув своей улучшившейся улыбкой. — Видела его в Рарагаше, но мы почти не разговаривали. Он — шуулграт в совете, и значит, его уважают.

— Кто?

— Другие шуулграты. Из этого, возможно, следует, что он наименее сумасшедший из них всех. Я знаю, что Проклятием он был помечен еще мальчиком, а дети приспосабливаются лучше.

— А зачем он отправился в Далинг?

— Хотела бы я знать! — Джасбур ядовито засмеялась. — Как Лабранца Ламит. Хотя «зачем» для шуулграта большой роли не играет. Ты и я предпринимаем что-то, чтобы улучшить свое будущее. Он знает будущее и поступает, как поступает, поскольку поступить иначе равносильно самоубийству.

— Он говорит, что это важно — чем бы «это» ни было.

— Наверное. И Лабранца думает так же, но не знает, почему это важно. Если ты правда хочешь понять шуулгратов, Гвин-садж, так спроси Тибала вот о чем. Его друг, шуулграт Огилин, предвидел что-то страшное, не знаю что. И попытался это отвратить. Он изменил будущее и лишился рассудка. Так вот: когда это произошло, видел ли Тибал, как будущее изменилось, или он знал об этом заранее?