Мечи Марса

Саломея поднялась по узкой лестнице и вышла на небольшую площадь, в дальнем конце которой виднелась извилистая аллея. Человек, который ждал ее там, подошел и почтительно поклонился. Это был генерал наемников — огромный шемит с блестящими глазами и густой черной бородой, волнами спадающей на мощную грудь.

— Она плакала? — пророкотал его низкий, как у быка, голос.

— Да, Хамбанигаш! У меня есть масса способов добиться этого.

Мелькнула какая-то тень, и Саломея резко приказав: «Сюда, собака!», стала нетерпеливо ждать пока к ним не подойдет трясущийся старик с грязными нечесаными волосами — один из нищих, которые спали в аллеях и открытых дворах.

Бродяга приблизился, и она швырнула ему голову.

— Вот, брось это в ближайшую канаву… Хамбанигаш, покажи ему руками, он ни черта не слышит.

Генерал попытался объяснить.

Наконец бродяга кивнул и заковылял прочь.

— К чему продолжать этот фарс? — пророкотал Хамбанигаш. — Давно уже нужно было показать им возлюбленную экс-королеву и отрезать ей голову на площади.

— Пока еще нет…

Голоса стихли, а в это время нищий притаился в темном дворе. Его мускулистые руки больше не дрожали и он тихо шептал:

— Теперь, я узнал это! Она жива! О, Иштар, если ты любишь нас, помоги мне!

Глава IV. Волки пустыни

Атаман Ольгерд наполнил из золотого кувшина янтарным вином резную, украшенную драгоценными камнями, чашу и передал кувшин Конану.

Одежда атамана сделала бы честь любому запорожскому гетману.

На нем был расшитый крупным жемчугом халат из белого шелка, шелковые шаровары, заправленные в сапоги из мягкой зеленой кожи и кожаный ремень с изогнутым черкийским кинжалом в ножнах слоновой кости.

Откинувшись в позолоченном кресле с выгравированными орлами, Ольгерд достал кинжал и, поигрывая им, шумно выпил искрящееся вино.

Огромный киммериец, сидящий напротив него, отчетливо выделялся на фоне этой роскоши, особенно его обрезанные ножом волосы и загорелое до черноты лицо с горящими голубыми глазами. Одет он был в черную кольчугу и единственное, что сверкало на ней, была широкая золотая пряжка на поясе, поддерживающем меч в старых ножнах.

В устланном богатыми коврами шатре, больше никого не было. Снаружи доносился низкий непрекращающийся рокот, который всегда сопровождает большое сборище людей.

— Сегодня в тени, а затем на солнце, — мечтательно сказал Ольгерд, ослабив пояс и потянувшись за кувшином. — Это мой путь… Когда-то я был гетманом в Запорожье — теперь вождь пустыни. Семь месяцев назад ты висел на кресте возле Хаурана, теперь лейтенант самого сильного войска между Тураном и восточными землями. Ты должен быть благодарен.

— За то, что ты поверил в меня? — хрипло засмеялся Конан и поднял чашу. — Когда ты приближаешь к себе человека, то всегда получаешь от этого выгоду. Я отработал все потом и кровью.

— Да, дерешься ты как дьявол, — лениво согласился Ольгерд. — Но только не думай, что именно поэтому ты смог достичь столь высокого положения из толпы рекрутов, мечтающих присоединиться к нам. Вас всех привлекает только одно — жажда наживы в кровавых набегах, направляемых моей мудростью. Кочевники всегда ищут удачливого вожака и у них больше веры в пришельца, чем в представителя собственной расы.

Он отхлебнул вина и продолжал:

— Сейчас мы имеем одиннадцать тысяч воинов, но уже на следующий год втрое увеличим это число, и больше не будем довольствоваться набегами на города — государства на Западе… Мы завоюем страну. Я стану императором Шемии, а ты моим визирем, если конечно будешь беспрекословно слушаться меня, но сначала мы сделаем рейд на Восток и нападем на укрепления туранцев, где происходит сбор пошлины с варваров.

Конан угрюмо покачал головой.

— Мне это не нравится.

— Что ты имеешь ввиду? Я решаю за всю свою армию!

— В отряде сейчас достаточно сил для моей цели, — сухо ответил киммериец. — Я уже устал ждать и у меня есть все права предъявить счет.

— Что? — нахмурился, было Ольгерд, потом выпил вина и усмехнулся. — Все еще вспоминаешь об этом кресте? Ладно, мне нравятся такие злопамятные. Но ты должен подождать.

— Когда-то ты обещал, что поможешь мне взять Хауран.

— Хауран — слишком крепкий орешек, чтобы расколоть его. Может быть через год.

— Через неделю, — бросил Конан и в голосе его прозвучал металл.

— Послушай, — примирительно начал Ольгерд, — ну даже если я захочу рискнуть людьми, ты что, серьезно считаешь, что эти собаки возьмут Хауран?

— Осады не будет. Я знаю, как выманить Константинуса на равнину.

— И что тогда? — гневно воскликнул Ольгерд. — Да они развеют эту толпу, как ветер кучу соломы.

— Они не смогут этого сделать, когда там будут три тысячи отчаянных хиборианских всадников, сражающихся тесным кругом, которому я научу их.

— И где же ты достанешь три тысячи хиборианцев? — с явным сарказмом спросил Ольгерд. — Из воздуха?

— Они уже собрались в оазисе Акроль и ждут моего приказа, — невозмутимо ответил киммериец.

— Ты сделал это втайне от меня!

Ольгерд положил руку на рукоять кинжала, а Конан спокойно продолжил:

— Все хотят видеть меня атаманом.