Мечи свою молнию даже в смерть

Создалось ощущение, что свет в этом спокойном кабинете мигнул – как в метро, предупреждая об очередной остановке.

Лицо Эльжбеты фон Нойбарт исказила гримаса, губы наконец раскрылись достаточно широко, и ее фарфоровые зубы показались белыми, отточенными клыками.

– Это будет стоить вам ОЧЕНЬ ДОРОГО, Робер! Очень!

– Назовите сумму, – деловито подытожил Вуаве.

Она снова облизнула губы. Мириам, словно передразнивая, показала и свой яркий язычок. Но банкирша не заметила этого.

– СТО МИЛЛИОНОВ!

Банкир пристально посмотрел в ее некрасивые, блеклые глаза. Это была секундная дуэль. Продолжая гипнотизировать ее своими темными, почти без зрачка, глазами, он, не глядя в чек, выписал сумму – видимо, это была привычная, автоматическая процедура. Расписался витиевато. Подвинул чек по столу.

Банкирша снова оскалилась.

– Я могу вам сказать… Девочку, рожденную в роддоме номер два города Читы, назвали Юлиана Максимова, по фамилии мужа, Старцевой-Шаховой. Однако та вскоре развелась с пьющим мужем. По достижении шестнадцати лет девочка, в соответствии с законом и из чувства протеста, взяла фамилию матери. Шахова Юлиана. Но я вас предупреждаю: официальные документы, переданные мне дедом, находятся в ячейке банковского сейфа. И вы получите шифр доступа только тогда, когда на мой счет поступят эти деньги… Что она делает?

Она выкрикнула это, внезапно выпав из поля магнетизирующего взгляда Вуаве. Банкирша не заметила, как Мириам, сбросившая под столом свои платформы, неслышно ступая босыми ногами, подошла к ней сзади и положила красивые пухлые руки на ее жилистую шею. Она гладила эти костлявые плечи с животным наслаждением, сползая ладонями туда, где под тонкой тканью платья едва бугрилась плоская грудь немки с набухшими сосками.

Банкирша попыталась сбросить эти жадные руки.

– Что делает ваша шлюха, Робер?! Уберите ее… уберите немедленно! Убери…

В этот момент Мириам сдавила пальцами основание шеи и слегка дернула. В тишине кабинета прозвучал шорохом этот еле слышный хруст позвонков. Эльжбета замолкла, вывалив рот, как зев, и склонив голову набок – по птичьи.

Вуаве улыбнулся.

– Я же говорил вам, мадам Эльжбета, вас погубит жадность. Сделка совершена. Нам пора…

Ее шейные позвонки были свернуты умелыми и безжалостными руками Мириам. Но возможность говорить, клокоча горлом, еще оставалась. Английские фрикативные звуки в этой речи получались немного смазанными.

– Вы… не выйдете… с этажа… разблокируется… отпечатками… только со мной… в госпиталь… немедленно… я вас умоляю…

Вуаве спустил руку куда-то вниз, под стол. Туда, где сидела Мириам. Он перебросил женщине по столу ее туфли-платформы. Длинные концы завязочек хлестнули по белому, без кровинки лицу банкирши.

– Вы пользуетесь канцепринадлежностями от Swiss Canceller? Хорошая марка. Сталь великолепна, – заметил он непринужденно.

При этих словах Мириам резко выдернула тело женщины со стула. Голова банкирши снова дернулась, глаза выкатились – она лишь хрипела. Сухие, жесткие пятки в чулках проскребли по ковру.

А Мириам тем временем, придерживая голову банкирши под мышкой, легко разломала каблук своих туфель. В руках блеснул короткий отточенный тесак – не больше офисного ножа для разрезания бумаги. Мириам ласково, как обращаются с куклой, положила на серую гладь стола, рядом с миллионными чеками, обе костлявые, слабые, но ухоженные руки банкирши.

– Какая? – деловито поинтересовался Вуаве. – Правая или левая? Вы можете показать глазами…

Но Эльжбета Терезия Эбельхарт фон Нойбарт только хрипела, силясь вытолкнуть звуки из переломанного горла. На шее с шершавой кожей бешено дулись болезненные жилы.

– Увы…

Вуаве сказал это, и Мириам, усмехаясь, тотчас с размахом опустила тесак на бледную кисть. Удар был такой силы, что тесак вонзился в палисандр столешницы на полсантиметра. Раздался хрустящий звук перерубленных хрящей, и кисть Эльжбеты крабом прыгнула на середину стола. Вуаве могло бы залить фонтаном крови, текущей из искалеченной конечности, но он предусмотрительно отодвинулся. Алая артериальная кровь залила банковские чеки Итало-Французского банка, выписанные на сумму в сто сорок три миллиона сто шестьдесят одну тысячу и десять долларов.

Вуаве меланхолично посмотрел на часы.

– Своим упрямством вы нас задерживаете, мадам Эльжбета…

Тесак ударил по другой кисти. В эту минуту тело – не рот, а все тело несчастной издало стон. Вторая отрубленная кисть тоже подпрыгнула на столе, а тело выгнулось и обмякло.

– Она в сознании? – поинтересовался Вуаве.

Мириам кивнула.

– Собираемся.

Женщина, легко управляясь с телом, выволокла банкиршу из-за стола и положила на его гладкую поверхность. Стали видны ступни, обтянутые чулками, – некрасивые, с шишками и скрюченными пальцами. Видимо, им банкирша отводила последнее место в общем своем имидже. Мириам, орудуя тесачком, распорола на ней одежду – платье и белье снизу доверху, – открыв худое, уже изрядно увядшее женское тело.

Вуаве наклонился к глазам Эльжбеты. Они еще жили. Бесцветные и неяркие, они горели мукой, но все понимали.